О, посмотрите, я внезапно написала пост в дневник. Я же послала дневники к чертям еще в прошлом году. Ну какая же неожиданность. да я всего лишь записала пару фраз и сохранила черновик, потому что удобно, а потом понеслось
Я долгое время не могла сформулировать, что мне так не нравится в фанфиках. Не во всех, конечно, в некоторых, и даже не "что", а скорее "как". И даже теперь не могу сказать с уверенностью, не является ли моя неприязнь просто особенностью восприятия, обусловленной характером.
читать дальшеНачну с предыстории. Ситуация достаточно общая, но я буду говорить о конкретных вещах. Кто-то когда-то рекнул мне (не лично) фанфик по Мору. Утопии. В тот момент меня чрезвычайно интересовал внутренний мир этого человека (потому что меня интересует внутренний мир каждого человека, с которым мне выпадает общаться), по этой причине я конечно же глянула на текст... и убежала с воплями. Потому что он оказался совершенно невыносимым. Пожалуй, это был один из тех немногих текстов, про которые я могла бы сказать: "Это не плохо, даже наоборот, но я предпочту держаться подальше". А потом какой-то другой человек мне сказал: это не повод ставить крест на игре. Мудрая мысль! Фанфики гораздо чаще отражают не канон, а душу и разум автора фанфика. Совершенно естественно, что не к каждой душе хочется прикоснуться (я часто одергиваю себя). Но дело-то было не в этом! Мораль история такова: можно спокойно игнорировать аспекты, которые не нравятся, и сосредоточиться на том, что покажется важным. И зацепит. Если таковое найдется в каноне.
И вот к чему я веду. Некоторые произведения позволяют это делать, а некоторые нет. И первое я часто встречала в канонах, а второе гораздо чаще в фиках.
И почему я заговорила именно о Море... ну, я уже неделю в нее играю и с некоторыми фиками тоже ознакомилась. Здесь становится важна метафора твириновой дури, что постоянно всплывает в текстах. И я подумала: вот оно! Это и есть то самое ощущение! От фиков. Не от канона. Канон в нашем случае увлекателен и чертовски милосерден. Отчасти, потому что это игра, отчасти, оттого, что это ХОРОШАЯ игра.
Так вот. Есть тексты, в которых читателю хорошо и уютно независимо от того, что в этих самых текстах происходит. Потому что есть пространство для маневра, свобода эмоций и мнений. Читатель может сам выбирать, как относиться к героям и событиям, и где именно находится его "я". Считает ли он себя наблюдателем? Сочувствует ли он герою, идентифицируется ли с ним? Или он идентифицируется с антагонистом и вообще смотрит на все с другой стороны? Есть варианты. Но в этом прелесть чтения. Книга - это приключение, независимо от размера и жанра.
Есть и другие. Эти набрасываются и душат. В них нет читателя, ни в качестве наблюдателя, ни в качестве участника. Его "я" грубо стирается, его попросту сносит лавиной эмоций и ощущений. Авторских эмоций и ощущений. Такие тексты не пытаются увлечь, не спрашивают, хочет ли читатель этого, готов ли он к этому, а просто берут и без прелюдий обрушивают на него все свои чувства.
Я хотела поставить вопрос, но, написав предыдущий абзац, поняла, что в этом нет необходимости. Возможно, все проще, чем казалось? Потому что, чем неумелей автор, тем больше и явственней он проявляется в тексте. С этим можно поспорить. Да я бы сама высказалась против! Потому что автора в тексте всегда много, так должно быть. Секрет в том, чтобы его спрятать, замаскировать.
Но дело не только в компетентности, тут все немного менее очевидно. Если литература это диалог (а это диалог, и если не принимать в расчет этот факт, можно растерять всех читателей), то должна быть какая-то культура. Мы не спешим выворачивать нутро ни перед первым встречным, ни даже перед хорошим другом. Не потому что боимся. Точнее боимся, но не за себя. Это может быть неприятно, грубо, неуместно и так далее. Мало ли причин. Разве с искусством не то же самое? Даже если искусство - это эротические новеллы по мотивам произведений массовой культуры. Тут вопрос только в масштабе, а подход должен быть тем же.
Вернемся к авторам. Я достаточно долго изучаю фэндомы, чтобы знать, что многие используют фанфикшн только для того, чтобы высказаться. Нет, не сказать что-то важное, а просто слить ненужные эмоции. Как высморкаться. Только вот платок в нашем случае случайный читатель. Интернет давно стал свалкой и эмоциональным унитазом. Не могу сказать, что способна по тексту пронзить у автора депрессию или другие расстройства, но в некоторых случаях душевное неблагополучие очевидно. В некоторых случаях душевное неблагополучие автора становится душевным неблагополучием читателя. Вы только взгляните на этих экзальтированных школьниц в комментах... В общем, мне кажется, что это ужасно вредно. И я верю в зло, заключенное в словах.
Честно? За недостаточную тактичность я бы сжигала рукописи (иногда вместе с авторами). Потому что сила искусства, такие дела. Но тут есть две проблемы.
Во-первых, я не могу оценить степень своей объективности. Что хорошо одному, у другого вызовет несварение. И есть вероятность, что я просто гиперчувствительна к некоторым вещам. Во-вторых, я вот вообще не уверена, что сама никогда так не делала.
Но из этого можно сделать два вывода:
Если кто-то действительно сочтет мои тексты удушающими, значит, все делают это неосознанно. Да и какая здесь может быть осознанность? Если же нет... то мне и не дано понять, сколько ни рассуждай. Тут нужно особое строение мозга. Или особое состояние сознания.
да, тут пусть тоже будут должно же тут быть что-то хорошее
О нет, я подсела на головастиков от фанко, спасите-помогите. Надеюсь, что долго это не продлится. Деньги все равно когда-нибудь закончатся. Остается лишь радоваться, что я не люблю комиксы. Ха-ха. Комиксы легко не покупать. С фигурками дела обстоят сложнее...
Никогда бы не подумала, что Ядовитый Плющ и Харви Буллок так хорошо будут смотреться вместе.
А фотография ниже демонстрирует обычный уровень удачи Сератны. (спойлер: рандом редко бывает ко мне благосклонен)
Вот и у меня та же реакция, Харли... А если серьезно, когда с тобой происходит много дерьма (и я имею в виду реально МНОГО), уже как-то не получается считать все эти события травмирующими. Ведь если считать рак, кому, амнезию (это просто примеры, ха-ха) и прочие штуки по-настоящему травмирующими, то как тогда жить? Обычные люди не способны столько перенести. Они просто сломаются. Нет, они просто рассыпятся прахом, тут же. Может, герои тоже. Так или иначе, я понимаю, почему Харли так раздражает чужое нытье. Для нее, как и для многих злодеев, это норма. То есть это совершенно ненормально, но... привычно? Или дело в том, что она не может сказать о собственной травме, потому что Уоллер обещала взорвать ее голову. Возможно, причина в этом. Или ей просто надоело выслушивать других. Кто-нибудь когда-нибудь спрашивал Харли, что она сама чувствует, а? Интересовался причинами ее "безумия"? Это было бы хорошей темой для комикса - проанализировать, как Харли воспринимают другие персонажи, и заслуживает ли она такого отношения. Она ведь на самом деле славная, верно?
Кстати, Харл, ты ж в последнее время тусила с Отрядом Самоубийц, чье нытье там тебя так достало? Подождите-ка... Ты серьезно?! Нельзя просто взять и не пнуть Капитана Бумеранга! Да боже мой, его даже нет в этом комиксе!
В конце концов... Рой и Уолли мертвы всего лишь. Могло быть гораздо, гораздо хуже.
Уолли, я же говорила тебе бежать, почему ты не послушал? Нельзя доверять героям. Особенно, если они обещают помощь и защиту. Почему-то так уж выходит, что в долговременной перспективе ни один из них не может этого обеспечить. Тебе ли не знать! Хорошо. Не говорите Хартли о случившемся. В последнее время у них были напряженные отношения. Было бы неловко узнать, что друг, который вернулся после долгого отсутствия, но не сообщил о своем возвращении, и даже ни разу не позвонил, и ты теперь на него зол, умер. Впрочем, Хартли был бы благодарен ему за то, что хотя бы Линда теперь избавлена от лишнего беспокойства. Что ж. Мы этого не ждали. Но чуть больше месяца назад я писала о том, насколько зловещей была эта страница.
От лица Негодяев Централ-сити выражаем свое соболезнование, Барри. Но это ваши личные геройские заморочки, ваши личные грязные трагедии, и я чертовски рада, что могу в это все просто не лезть. Плохие вещи происходят. В этот раз рядом, но мимо. Это сейчас особенно смешно, потому что я вспоминаю старенький упорос про пьяных Негодяев, которые однажды свернули не туда... в общем, это действительно было забавно. Уже неактуально, но забавно. Я, наверное, расскажу об этом случае как-нибудь.
Кстати, Харли. Как твоя шея? Не болит? Жизнь в ужасных условиях без всяких прав, но зато с постоянной угрозой смертью точно не провоцирует никаких расстройств?
А теперь, сбросив маску, мне нужно сказать еще несколько вещей.
Я привыкла сочувствовать, но в этот раз не буду. Трагедия Уолли Уэста не имеет большой ценности. Дурак. Все вокруг страдают. Думаешь, ты особенный? Мне уже довелось ознакомиться с некоторыми оверреакциями. Я пыталась остаться равнодушной, но в моем холодном и остром сердце все-таки осталось место для гнева. Ах значит ТЕПЕРЬ у нас Том Кинг плохой? А когда он "войну шуток и загадок писал" все норм было, хороший писатель, ага? Ну правильно, не самого Флэша убивает (нет, Рой, я про тебя не забыла), а так... по мелочи. И не убивает даже. Хотя я понимаю Эдди. Если бы мне предложили стать либо нытиком, либо отбитым психопатом, я бы... если бы была персонажем комикса, выбрала бы второе! А то заставит еще плакать, как Дэмиана, вот ведь жалкое зрелище. Кароч, Том Кинг ужасен и был таким всегда. ДиСи тоже были такими всегда. Они делали хайп на смертях героев и относились к ним без всякого уважения. И выпускали дерьмовые комиксы. Черт, да они делают это прямо сейчас! Но нееееет, пока не трогают "любимку", мы будем просто закрывать глаза на все остальное. На всех остальных. Это ли не причина, почему у нас нет и не может быть дружного фэндома?
Черт, я правда ожидала, что в "Святилище" приносят кровавые жертвы какому-нибудь демону, которого питают страдания. Ха-ха, почти угадала.
Всем привет, я решила снова писать здесь. О некоторых вещах. Некоторое время. Я не отказываюсь от своих слов, но у меня есть свои причины быть здесь. Ого, а ведь с моего решения уйти почти год прошел. Я молодец.
И новый сезон открывается максимально контекстной штукой.
Негодяи как семья (ребут).
Лен у нас отец семейства. Алкоголик и абъюзер.
- Че это я абъюзер сразу? Я просто строгий! - А кто в Акселя на прошлой неделе столом запустил? - Я был пьян и расстроен.
Мамой будет Сэм. Он заботится о команде, когда кэп в запое.
- Почему я мама? Я люблю вас всех не настолько сильно! - Потому что ты ужасная мать. - Но почему не ты, Лиза? - Я не могу, Ленни мой брат. - А я, значит, могу?!
Лиза волшебная фея-крестная. Потому что она сама так решила.
Мик дедушка. У него старческий маразм.
- Чем я на деда-то похож?! Я отказываюсь участвовать в ваших дурацких играх, Снарты! - Да, постоянно брюзжит и всем недоволен. - Видимо, придется подыграть, иначе они от меня не отстанут... А ну заткнулись все! Вы мешаете дедушке смотреть телевизор! - Мик, это камин.
Диггер наш троюродный дядюшка из Австралии, которого мы ненавидим. Потому что он алкоголик и сидел в тюрьме.
- Мы все сидели в тюрьме!
Хартли старший сын, который, к сожалению, покинул семью. Он блестяще учился, разбирался в музыке и вообще подавал надежды... а потом он оказался геем и мы выгнали его из дома.
- Глупости, он сам ушел в поисках секса-наркотиков-рок-н-ролла. Наверное, он сейчас уже продает свою жопу на социальном дне. - Тебе повезло, что его здесь нет. - Подождите... разве социальное дно - это не мы? - Он встречается с копом! Ведет законную жизнь! Куда уж ниже?
Марко средний сын-подросток. Он считает себя крутым и ему на все плевать.
- Меня это устраивает.
Аксель младший сын. И он просто... Аксель. Ходячая катастрофа. Комментарии излишни.
А Флэш... Флэш мерзкий сосед, который постоянно жалуется на шум, но при этом сам любит заняться ремонтом с утра пораньше.
- Эээ... я пришел вас ловить, а тут какие-то стремные ролевые игры. - Это называется тимбилдинг, красненький. И тебя не звали. - Ребят, иногда вы меня реально пугаете.
Кстати, я ненавижу тимбилдинг. И мне нужен тег для комиксного Флэша.
Признаюсь честно, мне вся эта ситуация с дайри глубоко неприятна. Админы забросили ресурс и делать ничего не хотят, а пользователи согласны на что угодно, лишь бы любимые дневнички не канули в небытие. А они того вообще стоят? Вопрос на миллион. Только вот я не желаю принимать в этом участие. Пока буду здесь. Вернусь, когда все устаканится, либо чтобы бросить горсть земли на гроб.
Название: Ледяной ад Бета:-Chandra- Размер: драббл, 955 слов Персонажи: ОМП, адские псы, хелл!Папирус Категория: джен Жанр: даркфик Рейтинг: R Краткое содержание: Сноудин - первый ярус ада. Примечание/Предупреждения: Хеллтейл-АУ, насилие
про АУшку и прочееВпервые на ваших экранах фик по Хеллтейлу! Хеллтейл - это наша с Гарретом собственная АУ (первая и единственная, если не считать легкие фантазии на тему, кроссоверы и пародии). Концепт прост: Подземье это ад, а монстры это демоны. В ад попадают души грешных людей, потому что столь несовершенные существа этого заслуживают. В аду нет кругов, но есть этажи, каждым из которых правит свой Лорд-демон. У нас их получилось всего четыре, а Лорды-демоны соотносятся с всадниками Апокалипсиса. Ну еще там черный Азриэль адский сотона, Дримурры на пенсии, гребаная Чара со своим заговором, Санс-лифтер и много чего еще веселого. Этот драббл не веселый. Потому что он показывает ледяной ад Папируса с точки зрения грешной души, которая там отбывает срок, а не проводит отпуск. Я не специалист в рейтинге и вообще обычно его избегаю, но бывает вот так задумаешься, представишь... и ловишь себя со злорадной улыбкой на мысли: "Ух. я вам сейчас напишу! Такое напишу!" И убивать людей вроде как не хорошо, но иногда очень уж хочется. Впрочем, перечитав фик недавно, я поняла, что в нем все так, как и должно быть. Это самые правильные эмоции. Смесь злорадства, сочувствия, удовольствия от эстетики и восхищения главной звездой этой части ада. То есть именно то, чего я хотела от рейтинга в своем исполнении. Фик почти спонтанный, писался без плана (что для меня нехарактерно) и в итоге внезапно отразил все, что было у меня в тот момент в голове. Надо как-нибудь повторить, хорошо ведь получилось. Да, хорошо получился фичок по Long dark! Я как раз в том время смотрела по ней летсплеи и очень переживала о судьбе гг. Будем надеяться, что и с местным Маккензи все будет хорошо. Никого не заключают в аду навечно, в конце-то концов. Если он не захочет переродиться в демона и потерять шанс на спасение, естественно.
читать дальшеПоследняя спичка гаснет в синеющих пальцах прежде, чем он успевает почувствовать тепло. Потому что в этом краю вечной мерзлоты нет места ни теплу, ни милосердию, здесь только лед и боль, что раздается так же щедро, как метель швыряет в лицо горсти снега. Мертвое тело не способно согреть, грешная душа не способна согреться.
Припасы подходят к концу, и желудок заранее сводит от ожидания долгого голода. Ему говорили, что мертвецам не нужна еда, что это даже не настоящий голод, лишь воспоминания о нем. Но может ли воспоминание причинять такие ужасные страдания?
Очень хочется разжечь нормальный костер. Дров в лесу немерено, но нельзя — заметят, найдут и тогда пиши пропало. Впрочем, его и так найдут рано или поздно, бежать отсюда некуда.
В этом лесу каждый встречный — враг. И если не нападешь первым, останешься лежать в снегу с пробитой тупым камнем головой, пока тебя полностью не заметет, а тело окончательно не одеревенеет. За лесом необъятный пустырь. Во все стороны, куда хватит глаз, сплошной снег без единого следа, и говорят, если свернуть не туда, можно так и бежать целую вечность. Пока кожа не покроется волдырями от поцелуев мороза, пока плоть не посинеет и не отомрет, лоскутьями слезая с костей, а кости так и продолжат идти — долго, бесцельно, бессмысленно. И тогда, где-то в бесконечной снежной ночи что-то с ними станет. Человек переродится, как здоровые клетки перерождаются в раковую опухоль, и человека не станет. Лишь его жалкие останки так и будут вечность служить непостижимому изначальному злу.
Он никогда не видел их, переродившихся, но очень боялся когда-нибудь убедиться в правдивости этих баек.
Мерцающие огни вдалеке — теплые, ласковые. Обещают уют и безопасность. Там деревня, но туда тоже нельзя, даже если очень хочется, даже если совсем невыносимо. Потому что в этой деревне найдешь только страх и смерть. В тех маленьких деревянных домиках камины и звериные головы на стенах, и псы со злыми волчьими глазами, что воют на искусственную луну, и их беспощадность к беглецам может сравниться только с их же любовью к выпивке.
На дикой территории нет убийственных механизмов и смертельных ловушек. По крайней мере, он так думал, пока не встретил другого такого же беглеца. Он был распят на шипах и разорван напополам. Что здесь? Кодовое слово? Нажимные плиты? Древняя загадка, смысл которой сводится к тому, что для ее решения нужны двое?
Или две половины одного человека.
Тело еще не успело окоченеть, может, это горячая кровь, что расплескалась вокруг, продолжала сохранять тепло. Ему приходит в голову, что можно подобрать печень, лежащую под ногами, или сердце чуть поодаль. Сунуть в карман, сохранить на будущее, чтобы продлить агонию еще на несколько дней, утолив фантомный голод. Так он думает, когда мертвец окликает его. Разорванные легкие почти высохли, но голова еще цела, ей повезло оказаться полностью на одной из сторон. Все это кажется какой-то галлюцинацией.
Впрочем, само это место выглядит как галлюцинация.
Здесь никому нельзя верить, но все-таки он внемлет просьбе и снимает тело с шипов, пачкаясь в крови и потрохах. Он разглядывает механизм, а когда оборачивается, спасенный каким-то удивительным образом оказывается целым. И щерится благодарной улыбкой.
Они одолевают эту головоломку вместе и идут дальше. В первый раз за долгое время в его душе загорается слабый огонек надежды. А после они даже рискуют зажечь маленький костерок между скал, чтобы согреть хотя бы руки — нечувствительные, тяжелые, словно уже чужие. Вот только говорит этот неожиданный товарищ то же, что и все остальные: что они на самом деле давно мертвы, что за грехи при жизни вынуждены вечно страдать в этом богом забытом месте.
Но погоня дышит в спину, и стражи с песьими головами настигают беглецов у гор. Животные в человеческой одежде — от них валит пар, розовые языки вываливаются от быстрого бега, и нет ничего хуже, чем ощутить зловоние этих раскрытых пастей. Как бы ни были хитры люди, невидимые следы страха приводят стражей к их маленькому лагерю, и только тогда он понимает, насколько ошибся в выборе спутника.
Здесь никому нельзя доверять. Потому что любой доверившийся рано или поздно будет так же предан. Поскользнется, падая прямо в лапы псам, и не будет никакой руки помощи, не будет никакого сожаления во взгляде. Тот другой уйдет, радуясь про себя, что сумел облапошить очередного простака. Сумел не попасться, выиграть себе немного времени, пока не найдет кого-нибудь настолько же доверчивого.
«Еще один! Еще один!» — кружат стражи, и в этот момент они похожи на обычных собак. Собак, которые нашли подстреленную хозяином дичь.
Отбиться не выходит, да и нет смысла — каждый из них размером с хорошего медведя. Страшные клыки смыкаются на шее под отчетливый хруст позвонков.
Мир гаснет, но ненадолго. Он смутно ощущает боль в сломанной шее, чувствует, как его тащат через лес, через пустошь к деревне, как какого-нибудь кролика, мелкую дичь, а не человека.
И понимает, что со смертью здесь ничего не заканчивается.
Стражи бросают безвольное тело под ноги хозяина и ластятся к нему, виляя хвостами, требуя похвалы. Руки в перчатках гладят собак, чешут за ухом, будто это не трехметровый скелет, не демон, что правит этими ледяными землями, а тоже вполне себе человеческое существо.
— Рад, что ты вернулся! Я волновался, когда ты сбежал, — его голос громкий и ласковый, но в нем слышится крошащийся лед. — Боялся, что ты потеряешься...
Демон зовет его по имени, но имя уносит ветром. Он не помнит ничего о себе. А демон помнит. Каждую грешную душу, что упала сюда.
— Если так хотел прогуляться, мог просто попросить! — в провалах глазниц бездонная синева, и на мгновение ему даже кажется, что да, можно было просто спросить, скелет бы не отказал, скелет добрый и понимающий. Руки в перчатках проводят по шее, плечам, от них исходит жар, и нет больше ни сломанных костей, ни спадающей кожи. Теперь он просто человек, уставший от длительной погони.
Человек, не помнящий своего имени. Потерянная душа, посланная сюда за грехи.
— Мне правда хотелось бы давать вам больше времени на прогулки, но вы же постоянно разбегаетесь! Наша система не терпит промедлений! Поэтому, дорогой человек... время выбирать себе головодробилку по вкусу!
Название: Мертвые часы Бета:-Chandra- Размер: мини, 1203 слова Персонажи: Бургерпэнтс, Фриск Категория: джен Жанр: хоррор Рейтинг: R Краткое содержание: Любопытство сгубило не одного кота. Примечание/Предупреждения: геноцид-рут
его очень сложно не понять"Мертвые часы" сложно назвать неудачным текстом, но для меня это шаг назад. Да, задумка изящная, сюжет не подан "в лоб", но при этом фик все равно простой как палка. Бла-бла, Бургерпэнтс видит, как Санс убивает Фриск, бла-бла-ресет, Бургерпэнтса глючит. Уууу! И кровищи еще налить. Но мне нравится иногда писать хорроры, очень под настроение. Но без сложных внутренних конфликтов скучно.
Бургерпэнтс был в этом абсолютно уверен, особенно после того, как отгремели все радио-объявления, а паника снаружи утихла. Еще какой-то час назад монстры носились по коридорам туда-сюда с тревожными выкриками: кто-то искал свои вещи, кто-то — детей, но совершенно никому из них не было дела до брендовой еды МТТ, которая в минуту всеобщего апокалипсиса стала тем, чем всегда являлась — несъедобными кусками пенопласта, измазанными клеем с глиттером. Но смена продолжалась, а потому Бургерпэнтс просто тихо сполз под стойку и курил, сидя на полу, несмотря на то, что дым выдавал его с головой, до тех пор, пока за прозрачной дверью эмпориума не наступила полная тишина.
Бургерпэнтс оглядел пустующие столики, протер глаза, которые привычно болели от яркого желтого цвета стен, и прислушался к бульканью машинного масла во фритюрницах. Раньше здесь висели такие больше громкие часы, но МТТ собственноручно расколотил их, когда решил, что Бургерпэнтс становится слишком невнимательным в ожидании перерыва. Перерывы тоже были отменены. Поэтому Бургерпэнтс курил прямо на рабочем месте, не думая о том, как легко здесь все может взлететь на воздух от единственной искры.
Скоро стойка и пол под ногами оказались засыпаны серым пеплом, а к немногочисленным звукам добавилось назойливое жужжание. Бургерпэнтс раздраженно отогнал большую черную муху — откуда она только взялась? И тут дверь заведения негромко скрипнула.
Неожиданный клиент оставлял грязные следы на и так не очень чистом полу. Двигался он медленно и как-то дерганно, странно в общем. Но еще страннее было выражение ледяного спокойствия на его лице.
— Мы закрыты! — крикнул Бургерпэнтс, но клиент продолжал целеустремленно двигаться к стойке, не говоря ни слова. Может, просто не услышал.
— Все ушли, — сказал Бургерпэнтс, скривившись. Он разглядывал клиента, гадая, что это за странный монстр. — Надо же, выглядишь так, словно на тебя стошнило пылесос, маленький чудила.
На лице клиента, который макушкой едва доставал до стойки, не дрогнул ни один мускул.
— Ну ладно, — пожал плечами Бургерпэнтс, чувствуя, как вздымается шерсть на загривке. — В конце концов, я просто продаю здесь булки.
Странный клиент протянул грязную руку, оставляя пятно на стойке, и указал на меню, что висело за спиной у Бургерпэнтса.
В руке оказались монеты.
— Та-а-ак, три «Легендарных героя» и один стейк с лицом Меттатона, а я-то думал, что мне уже не придется работать сегодня.
Он отвернулся, когда понял, что его ухмылка дрожит, и принялся за работу. Неожиданный покупатель внимательно следил за каждым его действием сквозь сомкнутые веки.
Большая черная муха таки угодила во фритюрницу и теперь медленно поджаривалась в масле. Бургерпэнтс был этому рад.
Он сунул клиенту его заказ и вздохнул с облегчением, когда тот скрылся. Теперь о нем напоминали лишь серые пятна на полу и отпечатки крошечных ладоней на стойке.
Смена продолжалась.
Бургерпэнтс сходил с ума от скуки.
Он знал только одно: за пределами эмпориума — ад, а ему нельзя в ад, потому что МТТ лишил его не только перерывов, но и отпуска. И все-таки, неужели снаружи еще кто-то остался? Неужели эвакуировались не все?
— Должно же быть окно между сменами, — решил Бургерпэнтс, отправляясь по следу из серой пыли. На пути ему не встретилось ни единой живой души, лишь покореженный горячий металл и пыль, пыль, пыль... до самого зала со стенами того же болезненного желтого цвета.
Услышав знакомый голос, он юркнул за колонну — не хотелось сейчас выслушивать глупые шутки. За спиной — грохот, звуки ударов, крики. Бургерпэнтс рискнул выглянуть из своего укрытия, лишь когда стало совсем тихо. А потом он просто стоял там и смотрел на знакомого комика из ресторана МТТ. Долго стоял, молчаливо и без единой мысли в голове. После — развернулся и ушел быстрым шагом, не попрощавшись. Зачем, если не здоровался?
Это было совершенно не смешно.
* * *
Бургерпэнтс отогнал от лица большую черную муху, когда дверь эмпориума негромко скрипнула, впуская очередного клиента. Клиент был низкого роста и с ног до головы покрыт серой пылью. Почему-то Бургерпэнтсу казалось, что он его уже где-то видел.
— Дай угадаю, — подмигнул он, одновременно отправляя несильным ударом вставший трубой хвост обратно под стойку. Хвост оказался умнее него самого, надо было гнать этого странного покупателя в шею, но Бургерпэнтс почему-то продолжил. — Три «Легендарных героя»?
— Гламбургер, — перебил клиент. Голос у него был тихий и какой-то невыразительно серый, как и его грязная одежда.
— Один момент, — сказал Бургерпэнтс, отправляясь за новыми бургерами. Гламбургеры были визитной карточкой заведения и пользовались популярностью, а потому заканчивались довольно быстро. Хорошо, что спрессованный в непрозрачные пакеты пенопласт удобно хранить в подсобке.
Бургерпэнтс негромко выругался. Последний оставшийся пакет оказался мокрым, наверное, трубы протекают, в темноте было не разобрать толком. Но это его не очень встревожило, размякшие бургеры можно высушить и на гриле.
Бургерпэнтс едва не уронил пакет, как только его раскрыл. На пол хлынула странная красная жидкость, которая никак не могла оказаться внутри.
— Может, все-таки стоит взять Старфе? — Бургерпэнтс чувствовал, как у него задергался глаз.
Клиент ничего не сказал. И не пошевелился. Кажется, он даже не дышал.
Слышно было лишь как булькает масло во фритюрнице и красная жидкость капает на пол, собираясь в большую лужу.
На лапах она ощущалась теплой и чуть липкой, и пахла железом.
* * *
И откуда только брались все эти мухи? Бургерпэнтс уже подумывал использовать лопатку в качестве мухобойки, как его отвлекла низкорослая фигура, появившаяся за прозрачными дверьми эмпориума. Он не ждал, что до конца смены еще кто-нибудь придет.
— Гламбургер с двойной порцией глиттера? — спросил он.
— Три «Легендарных героя» и стейк с лицом МТТ, — безэмоционально потребовал клиент.
— Оу, я почему-то так и подумал.
Заготовки для стейков хранились в холодильнике в ожидании, пока единственный работник закусочной не отпечатает на каждом из них лицо МТТ при помощи специального штампа. Бургерпэнтс все еще не понимал, зачем хранить пенопласт в холодильнике, ведь там нечему портиться.
Он наступил на что-то мокрое и решил, что холодильник опять сломался, но, опустив взгляд, понял — это не просто тающий лед: из приоткрытого холодильника капала странная красная жидкость.
Это было мясо для стейков. И оно безнадежно испортилось, если судить по запаху. В аккуратно замотанных целлофановых свертках что-то шевелилось, и Бургерпэнтс с ужасом отпрянул, разглядев жирных белых опарышей. Вот за такое МТТ ему точно голову оторвет, это же столько товара на выброс. С яростью выгребая из холодильника гниющие стейки, он не сразу понял, что не все они стандартного размера. Чем больше пустел холодильник, тем чаще попадались бесформенные крупные куски мяса, пролежавшие у задней стенки так долго, что невозможно было понять, кто же ответственен за этот брак.
Бургерпэнтс не понимал, что происходит, пока не нашел завернутую в целлофан оторванную руку. Рука сочилась красным, но гораздо страшнее были пятна серой пыли, что осела на мехе Бургерпентса.
* * *
Никто не пришел.
Бургерпэнтс знал, что никто и не должен прийти, все эвакуировались по причине, которую он так толком и не расслышал. Он сходил с ума от скуки и тишины. Ему все казалось, что кто-то вот-вот появится, он и сам не знал почему.
Предчувствие или вроде того.
Но разбитые часы продолжали отсчитывать время, а фритюрницы за спиной шипели и плевались маслом.
Бургерпэнтс решил, что лучше бы их выключить.
От долгого использования масло стало густым и темным, так что не было видно дна. В какой-то момент ему показалось, что там что-то есть внутри. Он ткнул туда лопаткой, но ничего не нащупал. И не смог вытащить ее обратно.
Словно что-то крепко ее держало.
Из громадной фритюрницы, из масляной глубины на него смотрело мертвое лицо, покрытое прахом убитых монстров. Он видел изломанное тело, проткнутое сотней костей, сожженное дыханием страшных звериных черепов. Только самый мрачный шутник мог сотворить такое.
Название: Новое шоу короля Бета:Archie_Wynne Размер: мини, 1867 слов Персонажи: Санс, Меттатон, Папирус, Бургерпэнтс Категория: джен Жанр: юмор, политика Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Здесь решаются судьбы всего Подземья. Примечание/Предупреждения: концовка короля Меттатона
еще примечанияА это вообще что-то вроде "пилотного выпуска" ненаписанного макси под кодовым названием "Революшнтейл". Целью было показать главных героев и наметить основной конфликт. Я помню, в каком диком угаре накуривалось плотбанни для той истории. Это было в ночь перед экзаменом почти полтора года назад. Так что даже удивительно, что идея все еще актуальна. Без косяков не обошлось, но сюжет и персонажи в принципе компенсируют некоторые досадные языковые оплошности. Бедняга Папирус привык верить в компетентность других. Какая наивность! Скоро жестокая реальность разобьет эти розовые очки, и он поймет, что в этой розовой дистопии не осталось дееспособных взрослых, кроме него. И тогда ему придется поверить в свою собственную компетентность. Кто-то же должен быть ответственным. И небольшая деталь насчет "неожиданного поведения тупого наивного Папируса". Все ответы содержатся в тексте, а не в голове читателя. Санс именно что ждет, что Папирус разрулит ситуацию, и говорит об этом прямо. Бургерпэнтс видит в Папирусе себя, на что Санс резко возражает. Потому что для Санса Папирус гораздо сильнее Бургерпэнтса и него самого. Нет, я понимаю, что Санс его немного переоценивает. Папирус, конечно, не сдастся, не позволит кому-нибудь пострадать (именно поэтому все аресты Санс пытается проворачивать за его спиной, пока сам Папирус курирует съемки очередного шоу), но у него все плохо с прямыми конфликтами. Он бы скорее попытался воззвать к совести, а если не получилось, перешел бы к манипуляциям. Поэтому отключение Меттатона и правда было неожиданным. Неожиданно агрессивным и даже подлым жестом со стороны Папируса. Он не гордится этим. И больше делать так не собирается. Он просто запаниковал. Нет, никто из братьев не делал этого раньше. Название, как можно догадаться, отсылает нас к сказке Андерсена. Что добавляет подтекстов. Про "Голодные игры" даже не заикаюсь.
читать дальшеЕсли в правлении этой самодовольной жестянки и было что-то хорошее, так это затемненные очки, которые являлись частью униформы агента. Они не только добавляли несколько пунктов к крутости, но и эффективно скрывали следы усталости и защищали от света софитов и блеска стен замка, покрытых ядовито-розовой краской с добавлением глиттера. Сам же король был по обыкновению бодр и полон энтузиазма в создании индустрии самовосхваления и производства токсичной газировки. — Санс, свет моих очей, посмотри, пожалуйста, на часы и скажи мне, во сколько ты должен был быть на работе? Почему-то в столь ранний час Меттатон находился в своем недавно отстроенном офисе, а не на съемочной площадке. Он листал какие-то документы и как будто даже скучал. Словно в насмешку сегодня на нем был костюм в сине-желтых тонах со сверкающим галстуком, от которого только очки и спасали. — А я никуда и не уходил, — зевнул Санс. — Какая удивительная преданность делу! — когда Меттатон включал «режим сарказма», его голос становился немного более электронным, чем обычно. Не то чтобы Сансу требовалась подсказка. — Но ты плохо выглядишь, дорогой. Не хочешь чего-нибудь выпить? Он кивнул на бутылки дорогой брендовой воды, что стояли на столе. Внутри лениво плавали золотистые блестки. Санс потянулся было к одной из них, но Меттатон цыкнул и покачал головой. Санс ответил ему мрачным взглядом. — А почему ты вообще здесь, шеф? Разве у тебя сейчас не утренний эфир или типа того? — спросил он. — Санс, Санс, Санс, — Меттатон притворно вздохнул. — Уже неделю утренний блок новостей, а также последующее шоу ведет мой дублер. И тот факт, что ты этого не знаешь, неплохо отражает твое отношение к работе. Напомни, почему я все еще тебя терплю? — Я смешной, — ухмыльнулся Санс. — Знаю много полезного о монстрах и роботах. И, что важнее всего, меня вполне устраивает работа с призрачными перспективами. — Ладно, неважно, — Меттатон недовольно поджал губы. — В любом случае, раз уж ты здесь, я хочу, чтобы ты кое на что взглянул. — Что это? — поинтересовался Санс, глядя на папку, которую протянул ему король. — О, это просто бомба! Новый проект, который взорвет телевидение Подземья! — Да ты его и так каждую неделю взрываешь. Буквально, — тихо проворчал Санс. — Ты что-то сказал, моя сахарная черепушка? — Нет, ничего. Так это новое шоу? Прямые трансляции из королевского замка? — Нет, дорогуша, — сладко проворковал Меттатон, но от его тона веяло холодом. — И хотя это неплохая идея, я говорю о совершенно новом формате. Теперь каждый, даже простой работяга, может попасть на вершины популярности! О, какие перспективы! И наконец-то мой канал будут смотреть в каждом доме Подземья! Нужно распорядиться, чтобы каждый получил свой телевизор. Для этого придется ввести новый налог... — задумчиво добавил он. Санс бегло пролистал документы, но некая деталь заставила его остановиться и вглядеться в мелкий шрифт повнимательней. Чем больше он понимал, тем неуютней ему становилось. Меттатон продолжал говорить, словно думал, что его агент слишком ленив для чтения, либо попросту уснул еще во время первой проникновенной речи. — Как ты знаешь, показатели производства продолжают падать, — продолжил он вкрадчиво. — Монстрам больше не хватает рукотворной звезды, которая заменяет им солнце, то есть меня. Есть даже те, кто выступает против, но с ними пока удается справляться... Публике нужны зрелища. Им нужно то, что отвлечет их от повседневной рутины и от бесполезного сопротивления. Так почему бы не предоставить возможность им самим стать звездами? Не такими яркими, конечно, но способными некоторое время гореть на нашем небосклоне. — Ты имеешь в виду реалити-шоу? — приподнял бровь Санс, продолжая читать сценарий. — Почти. Но это нечто большее. Мы пригласим по два участника из каждого района, они будут выбраны случайным образом. А дальше интрига закручивается... Экшн! Драма! Кровопролитие! Потому что победитель может быть только один. Было что-то зловещее в том, как Меттатон произнес эту привычную для себя формулу успеха. Санс дошел до последней страницы. — Но это ведь не по-настоящему, да? — он поднял взгляд на короля, но искусственный глаз того оставался неподвижным, и лишь в глубине зрачка можно было разглядеть какое-то мерцание вроде фотовспышки. — Санс, раз уж в студии от тебя все равно мало толку, я хочу, чтобы ты курировал строительство арены. Сансу казалось, что эта железка пытается его загипнотизировать, причем с самой первой их встречи. Сделать слепым почитателем, который проглотит любую новость, если ее произнесет кумир. Даже если речь идет о реальной, не киношной, смерти. И реальных, не киношных, убийствах. Он, конечно, пока не был в этом уверен, но кто знает, что на самом деле творится в этих электронных мозгах. Санс хотел сказать что-то резкое, когда вошел Папирус. — Папирус, милый, рад тебя видеть! — проворковал Меттатон, отталкивая Санса. — Как прошел утренний эфир? Папирус расцвел улыбкой и приосанился. — Добрый день, ваше величество! Эфир прошел идеально, как и всегда. Ваш дублер прекрасно справляется. Папирус. Оптимистичный, подтянутый, в идеально выглаженном костюме, который, благодаря хитрой магии портного, сидел на скелете великолепно. Папирус любил свою работу. И глупое шоу Меттатона. А Санс не любил улыбку, которой Меттатон одаривал его брата, так хорошие люди улыбаются своим близким друзьям. Его металлическое величество не был хорошим. — Спасибо, Папирус. Я всегда могу на тебя положиться. — Кстати, шеф, — криво усмехнулся Санс. — Почему бы тебе не рассказать своему лучшему агенту о новом проекте? — Новое шоу?! — в глазницах Папируса загорелись искры восторга. — Ага, развлекайся, бро, — Санс сунул брату папку с документами, которую все еще держал в руках. В конце концов на ней не было пометки: «Совершенно секретно». — Что бы я без тебя делал, Санс, — холодно произнес Меттатон. — А теперь вон из моего кабинета. Сейчас же отправляйся на софу худшего работника. Далеко идти не пришлось. Софа худшего работника представляла собой обыкновенный диван, стоявший напротив стеклянного офиса его величества. На него Меттатон отправлял тех, кто, по его мнению, недостаточно хорошо справлялся со своими обязанностями, для всеобщего, так сказать, осмеяния. — Как жизнь? — поздоровался Санс с Бургерпэнтсом и приземлился рядом. — Чем ты его успел выбесить с утра пораньше? Продавец гламбургеров выдохнул облако сигаретного дыма и мрачно посмотрел на скелета: — А понятия не имею, — буркнул он. — Забыл улыбнуться. Впрочем, удивляться не стоило — Бургерпэнтса настолько часто отправляли на софу, что на подушке уже образовалась вмятина в форме его седалища. Для рабов корпорации наказание должно было стать поводом подумать о своем поведении, но эти двое просто наслаждались халявными перерывами по максимуму. — Ты в курсе, что твой босс решил устроить игру на выживание? — спросил Санс, изображая лень и расслабленность. — Я участвую в этой игре уже несколько лет, — хмыкнул Бургерпэнтс, вновь выдыхая дым. — И что-то никак не проиграю. — Да я не о твоих бургерах, — отмахнулся Санс. — Серьезно, он собирается запустить шоу, где заставит участников убивать друг друга. Бургерпэнтс в ответ на это только горько засмеялся. — А он типа раньше такого не делал. Санс смерил его внимательным взглядом. А потом прикинул, как со стороны должны смотреться все эти внезапные исчезновения тех, кто рискнул высказаться неодобрительно о политике нового короля. Существование тюрьмы, где арестованным промывали мозги, превращая в преданных фанатов, держалось в секрете. Поэтому Санс не стал вдаваться в подробности, просто вздохнул и расслабился. — У него совсем шарики за ролики заехали, — пробормотал он. — Но таков наш босс, — философски заключил Бургерпэнтс и отправил очередной окурок в небольшой комнатный фонтан, что стоял рядом. Окурок ударился о лоб маленькой бронзовой копии Меттатона и с шипением погас в воде, что текла из его рта. Меж тем в офисе Меттатона происходило нечто интересное. Благодаря стеклянным стенам отсюда было все прекрасно видно. По-видимому, Меттатон и Папирус обсуждали проект нового шоу. — Знаешь, — произнес вдруг Бургерпэнтс, — мне жаль твоего брата. Он чем-то похож на меня, когда я только пришел сюда. Полный надежд и энтузиазма... МТТ его с потрохами сожрет. Ну, если бы у твоего брата были потроха, конечно. — Не жалей, — улыбнулся Санс. — Ты плохо знаешь моего брата. Когда-нибудь он не выдержит, и тогда твоему боссу мало не покажется. — Нашему боссу, — поправил Бургерпэнтс. — Если тебе так хочется, — Санс пожал плечами. — Может это произойдет прямо сейчас. Санс не сводил взгляда с Папируса, который не спешил покидать кабинет, хотя его величество уже вернулся за свой стол и углубился в чтение каких-то бумаг, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Папирус еще немного постоял у дверей с довольно ошарашенным видом, а потом последовал за ним. Его лицо выражало мрачную решимость. Он положил папку на стол перед Меттатоном и стал о чем-то говорить, активно жестикулируя. Король отвечал ему с явной неохотой. Отсюда вполне можно было расслышать, о чем идет разговор, если бы Санс сумел уговорить себя встать и отключить чертов фонтан, но и без слов понять, о чем речь, было несложно. — Возможно, прямо сейчас, — повторил Санс. Бургерпэнтс покачал головой. — Мне больно на это смотреть. Кажется, Папируса перебили в очередной раз. Санс скрипнул зубами. — Ага, хоть костьми ляг, он все равно слушать не будет, — прокомментировал Бургерпэнтс. — Заткнись. Папирус вздохнул, словно приняв поражение в этом споре. Но вместо того, чтобы уйти, обошел стол и наклонился к Меттатону, будто собирался сообщить ему какой-то важный секрет. Меттатон заинтересованно поднял бровь и повернулся к своему агенту. Санс, совершенно не в восторге от увиденного, даже вскочил на ноги с непривычной резвостью. Он не понял, что произошло, но в следующую секунду Меттатон упал лицом в стол и больше не шевелился. — Что за... — округлил глаза Бургерпэнтс, давясь сигаретой. — Ну, значит, не сегодня, — разочарованно протянул Санс. — Санс! — позвал Папирус, показываясь в дверях. Он выглядел обеспокоенным. — Да, бро? — Отнеси, пожалуйста, его величество к нему в спальню, — он кивнул на бессознательное тело короля. — Только давай не как в прошлый раз. — Понял, — кивнул Санс и, подмигнув Бургерпэнтсу, с готовностью отправился выполнять поручение. Он подхватил Меттатона за плечи, стащил его с кресла и продолжил тащить к выходу, ничуть не беспокоясь, что большая часть тела короля волочится по дорогому ковру. — Никаких лестниц. Бургерпэнтс застыл на пороге, провожая низкорослого скелета совершенно ошалелым взглядом. В это время Папирус пытался запихнуть ту самую папку в шредер, что, очевидно, было плохой идеей. Затем сел на место Меттатона и погрузился в раздумья. — Ты бы бросил курить, это вредно, — сказал Папирус, когда щелчки зажигалки вернули его в реальность и вынудили обратить внимание на нервного продавца бургеров. — Звучит так, словно ты и правда беспокоишься о моем здоровье, — хмыкнул Бургерпэнтс, пытаясь унять дрожь в лапах. — Но я действительно... Бургерпэнтс показал ему средний палец. — Сделаю вид, что не видел этого, — Папирус обиженно развернул кресло. — Ну и зачем ты грубишь моему брату? — это Санс незаметно подкрался сзади. Бургерпэнтс почувствовал, как его шерсть встала дыбом. Хотелось бы думать, что просто от неожиданности. — Я просто хочу понять, что происходит! — Все хотят, — пожал плечами Санс. — Что у тебя, Папирус? — У меня есть пара часов для того, чтобы придумать концепт нового шоу, — вздохнул тот, хватаясь за голову. — И оно должно быть настолько хорошим, чтобы его величество не вспомнил о своей игре на выживание. Давай, ты же великий Папирус, ты же профессионал, — бормотал он. — Ну, с такими уликами он точно ничего не вспомнит, — Санс кивнул на подавившийся и заглохший шредер. — Отличная работа. — Санс, я пытаюсь что-то придумать, не отвлекай меня! — Ты же вроде фанат спагетти, — вклинился в разговор Бургерпэнтс, — я думал, что ты сразу предложишь кулинарное шоу. Папирус удивленно поднял голову от чистого листа бумаги. — А это... идея, — медленно произнес он. — Если Меттатон хотел реалити-шоу на выживание, то почему бы не заменить его экстремальным кулинарным реалити-шоу на выбывание? Он хотел, чтобы я разработал несколько ловушек, но кто сказал, что кухня не поле битвы?! — Ага, кулинарное шоу, — хмыкнул Санс. — И назовем мы его "Голодные Игры". — Санс! — сердито крикнул Папирус. — А ведь ты в чем-то прав. Но мы должны поторопиться, времени мало. Очередной щелчок зажигалки все-таки привел к желаемому результату, и Бургерпэнтс почувствовал себя гораздо спокойнее. Но МТТ, как он думал, точно расчехлит любимую бензопилу, когда вернется. Интересно, что тогда будут делать эти двое. — Так, еще раз. Как ты вырубил моего страшного босса?
Название: Лагерь зовет! Бета:Archie_Wynne Размер: мини, 1698 слов Персонажи: Азриэль, Чара, Папирус упоминается Категория: джен Жанр: повседневность, юмор Рейтинг: G Краткое содержание: Азриэль не хочет ехать в летний лагерь. Примечание/Предупреждения: пост-пацифист с воскрешенными Азриэлем и Чарой
про отсылочкиПроизведения, отсылки к которым содержатся в этом фике: "Пятница 13", "Бесконечное лето", "Психонавты", "Розовая пантера: право на риск", прохождение Зулиным "60 километра". Произведения, отсылки к которым не содержатся в этом фике: "Лагерь лагерей". Так уж получилось, что я посмотрела его немного позже. Месяца на три. Иначе обязательно бы как-нибудь упомянула. И опять у нас длинное громоздкое вступление. Нужно что-то с этим делать. Как можно догадаться, так выходит, потому что я слишком долго оттягиваю написание фика, а потом использую первые азбацы, чтобы расписаться и втянуться в процесс. И снова повторю, что следует в будущем последовать совету Чехова и просто выкинуть их. Или переделать. Как и "Генеральная репетиция" этот текст содержит множество подробностей о вселенной и всяческих интересных деталей. Некоторые из них довольно тревожащие. Неужели Чара действительно когда-то была в детском приюте? Мы никогда не узнаем. Зато мы знаем, что Папирус обращается к Азриэлю в своем инстаграме (и что у него есть инстаграм!), а к Фриск и Чаре нет. Они стали еще ближе, когда разделили одну душу на двоих, но это и так понятно. В смысле они и без этого дружили. Что важнее, Чара пытается загладить свою вину за то, что задирала Флауи. Да, она задирала и серьезно. На самом деле это уже второе лето, когда Папирус пытается стать вожатым детского лагеря. Он мог бы уехать и в прошлом году, но его просто не отпустили. Дети, цветы, родственники... Андайн. В этот раз он взял детей и цветы с собой, договорился с братом и... ничего не сказал Андайн. Когда Санс и Ториэль вернутся из отпуска, на пороге их будет ждать разъяренная рыба. Но это уже совсем другая история... Думаю, у меня вполне получается характер Флауи-Азриэля. Было бы грустно, если бы не получался, третий фик про него пишу все-таки... Не очевидно, но название вдохновлено старым детским шоу, которое называлось "Зов джунглей", хотя я вообще ничего о нем не помню. Странно.
читать дальшеВ соседней комнате Чара и Фриск заканчивали последние сборы: они таскали свои чемоданы туда-сюда, хлопали дверцами шкафа и гремели ящиками комода, спорили, что взять с собой, а что лучше оставить. Их детские голоса были слышны достаточно громко, разрушая прекрасную тишину старой спальни Папируса, только слов было не разобрать, особенно если завернуться в одеяло, как в кокон, и пытаться уснуть. Азриэль не хотел участвовать в этом фарсе, поэтому, сказавшись уставшим, отправился спать настолько рано, что в такое время даже самые сопливые детишки еще смотрят свои вечерние мультики. Вдруг что-то ударило в стену с той стороны, заставив Азриэля вздрогнуть под одеялом. Оставалось только гадать, был ли это футляр для зубной щетки или нечто более существенное. Но ничего, уже утром непоседливые людишки уедут в свой человеческий летний лагерь, и шум прекратится по меньшей мере на месяц. Естественно, что бы там ни говорила мама или Санс, чьего мнения никто не спрашивал, сам Азриэль никуда не собирался. Делать ему нечего, кроме как отправляться в место, которое по его источникам, считалось подлинным адом для детей. Нет, у него были свои планы на лето. Утром, когда мама увидит, что его чемодан не собран, а он сам полон решимости остаться дома, она, наконец смирится с неизбежным. А после, устав от постоянного присутствия ребенка дома, отправит его к Андайн, якобы погостить на пару дней. Это все чтобы он не мешал бросаться маленькими пиццами в Санса и устраивать кавардак. Андайн, естественно, захочет навестить отца. В огромном доме, полном книг и окруженном цветущим садом, Азриэлю будет чем заняться. А мама даже не узнает о том, что он пол-лета жил у отца, потому что сама в это время будет где-то на тропических островах вместе с надоедливым костлявым шутником — Азриэль видел билеты на самолет. В сладких фантазиях о предстоящих каникулах Азриэль заснул, свернувшись калачиком на старой кровати в виде гоночного автомобиля под аккомпанемент ветра снаружи и приглушенных голосов из соседней комнаты. Должно быть, это подозрительная тишина заставила его распахнуть глаза. Очень вовремя. — Убирайся из моей комнаты, Чара! — возмущенно крикнул Азриэль настолько грозно, насколько мог. — И зубную пасту свою забери! Чара не проявила никаких признаков раскаяния, даже наоборот, с сожалением закрутила тюбик, чье содержимое по коварному замыслу должно было оказаться на мехе монстра, и спрятала его за спину. — Совсем необязательно так орать, — Чара произнесла это таким тоном, словно не она только что прокралась в чужую комнату. — Я просто пытаюсь подготовить тебя к тому, что тебя ждет. — Ничего меня не ждет, потому что я никуда не еду! — Азриэль понизил голос, пока остальные не сбежались на его крики. Это вызвало у Чары улыбку. — Все еще не отказался от своего плана? — засмеялась она, присаживаясь рядом на кровать, и добавила уже тише. — Все надеешься избавиться от меня, да? — Что? Я никогда не думал избавляться от тебя, — осторожно произнес Азриэль, на всякий случай кладя подушку между собой и Чарой. Этот жест не укрылся от нее, но она ничего не сказала. Тогда Азриэль решил перейти в наступление: — Это ты все время говоришь, как сильно я изменился и насколько ты не хочешь меня видеть! — Ну, — его слова, казалось, смутили Чару, — я могу и передумать, знаешь ли. Давай я помогу тебе собраться? Где твоя сумка? Она изобразила максимальную участливость в голосе. — Все равно — нет, — Азриэль упрямо скрестил руки на груди. — Да почему нет?! — Чара начала терять терпение. — Если это не из-за меня, то в чем дело?! — Дело в том, что летний лагерь — ужасное место — терпеливо объяснил Азриэль. — Старшие дети задирают младших, и никто ничего не может с этим сделать, горячей воды нет, а если она есть, то не всегда и ужасно грязная, кругом опасные насекомые, цивилизация далеко и можно заблудиться в лесу, а еды вечно не хватает, поэтому за нее приходится драться... ты же сама мне все это рассказывала! Чара озадаченно поскребла макушку, но сдержать довольную улыбку типа «шалость удалась» так и не смогла. — А это точно было не про детский приют? Или тюрьму? — Боже, Чара, ты никогда не была в тюрьме! — Но мне много о ней рассказывали, — заверила его Чара, доверительно похлопав по плечу. — Они говорили, что с моим характером я окажусь там рано или поздно... ладно, забудь. Мы берем с собой достаточно конфет, чтобы купить, что захотим. Мы будем там королями! Главное не трепаться о нашем золотом запасе... — Ну вот опять, — простонал Азриэль. — Ты не представляешь, как нам будет весело! Ты же знаешь, что там есть озеро? Ты любишь тину? О, ты полюбишь ее! И пиявок! — ПИЯВОК?! — И будут соревнования в грязи! Силовые игры! А потом... — она понизила голос до зловещего шепота. — Принудительное рукоделие! Мы будем плести корзинки или еще что похуже... — Ты не помогаешь, — покачал головой Азриэль. — Вообще. — Еще я слышала, что всем придется жить по двое в маленьких лесных домиках, — продолжила Чара, не замечая страданий друга. — Не дрейфь, возможно, там ты встретишь свою летнюю любовь! А если нет, то я обещаю проследить, чтобы никто не засунул тебе мох в штаны, пока ты спишь... или не намазал ножки кровати медом, чтобы привлечь муравьев. Меня, скорее всего, поселят вместе с Фриск, но, если твой сосед будет причинять неудобства, ты только скажи. И мы, то есть я и мой друг мистер Нож, поговорим с ним. — Ты ведь это сейчас не серьезно. Ты ведь не собираешься угрожать другим детям ножом, правда? — обреченно вздохнул Азриэль. — Как знать, как знать... Я правда помогу тебе, если ты попросишь. Чара подмигнула. — Думаешь, я дурак? Секунду она выглядела озадаченной. Потом злой. Настолько злой, словно была готова прямо сейчас придушить монстра подушкой, и это считалось бы актом милосердия. Ее ноздри раздувались от еле сдерживаемого раздражения, но, когда она вновь заговорила, голос звучал спокойно. — Как я уже сказала, мне жаль, что я так относилась к тебе, когда ты был цветком. Я хочу начать все сначала. — Нет-нет, я не об этом! — Азриэль протестующе замахал руками. Ему вовсе не хотелось снова вытаскивать из Чары чувства, которые были запрятаны так глубоко, что процесс не мог не быть болезненным. А если Чаре было больно, больно было и всем вокруг. — Все эти истории, что ты рассказывала. Ну, про детей, которые потерялись в лесу или о перерезанных телефонных проводах. Я проверил их. В смысле, я много читал об этом в интернете, и все оказалось правдой. Так что, даже если ты сейчас попытаешься убедить меня в том, что все будет хорошо и замечательно, ничего не выйдет. — Ты всегда был трусом, Азри, — задумчиво произнесла Чара, глядя в потолок. — В любом случае, там все равно будет Папирус. Это как если бы твои родители все еще думали, что их милое чадо может сунуть пальцы в розетку, поэтому наняли тебе няньку. Он в лепешку расшибется, но не позволит, чтобы что-то плохое случилось. Ты заметил, что без него дом какой-то не такой? Не заметить было сложно. Именно Папирус обычно становился тем, кто сглаживает конфликты. Особенно, если это конфликты между Чарой и улыбающимся мусорным мешком. — Это потому что Санс скучает по нему, вот и срывается на тебе по поводу и без повода, — сказал Азриэль. — Но не думай, что там Папирус тоже будет тебя прикрывать. — О, у меня на это лето большие планы! — решительно произнесла Чара. — Я собираюсь как следует повеселиться, и Папирусу ПРИДЕТСЯ прикрывать меня, если он хочет сохранить эту работу. Ее слова отозвались легким уколом в груди — это душа напоминала о морали — он будет чувствовать себя плохо, если не уговорит Чару отказаться от злодейских намерений. Азриэль решил проигнорировать это чувство. — Это все равно меня не касается, — сказал он. — Ну как сказать, — протянула Чара, похоже, догадываясь, о чем он думает. — Это если он все еще жив. — Что ты имеешь в виду? — Ну ты знаешь. Летний лагерь, ночь перед открытием, кучка вожатых празднует начало смены. Вокруг таких мест всегда ошиваются маньяки-убийцы. Так что, пока мы тут разговариваем, его косточки, возможно, уже опускаются на дно озера. Как обидно пропускать все веселье! Азриэль с ужасом вытаращился на Чару, не в силах понять, шутит она или говорит серьезно. — Ты сейчас пересказываешь тот фильм, правда? — Блин, я не прощу Папируса, если он умрет до моего приезда, — нахмурилась Чара. — Ну, у меня еще много дел. Спокойной ночи, Азриэль. И советую подумать над моим предложением. Последнее, что он увидел, — жуткую улыбку в проеме медленно закрывающейся двери. Когда полоса света из коридора истончилась и окончательно исчезла, Азриэль почувствовал легкий озноб и поплотнее закутался в одеяло. Чара в своем репертуаре, подумал Азриэль, когда разговоры в соседней комнате возобновились. Наверняка сейчас она рассказывала Фриск, как здорово ей удалось напугать этого пушистого плаксу. Заснуть, конечно же, не удалось. Если бы вокруг этого лагеря — как его там? «Звонкий камень?» «Шепчущее эхо?» — водились маньяки-убийцы, он бы об этом знал, да? Он бы почувствовал своей половиной души, если бы что-то случилось? Азриэль со вздохом достал телефон и сощурился от яркого свечения экрана. Время едва перевалило за полночь. Папирус уехал всего неделю назад, но его инстаграм уже был полон фотографиями из лагеря и многочисленными селфи на фоне. Там были маленькие деревянные домики, которые выглядели на удивление мило, лодки на безмятежном голубом озере, зеленый дружелюбный лес, заросли ежевики и огромное количество цветов. Даже люди, которые встречались на многих фотографиях, улыбались и в целом казались счастливыми. Папирус не только использовал хитрые фильтры, чтобы приукрасить реальность, но и снабжал снимки весомыми комментариями: «МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ТУТ НЕ ВОДЯТСЯ ЗМЕИ, ТАК ЧТО БОЯТЬСЯ НЕЧЕГО!», «СМОТРИ, АЗРИЭЛЬ, СКОЛЬКО ЗДЕСЬ ЗОЛОТЫХ ЦВЕТОВ!!!», «ЭТО ТРОПИНКА, ПО КОТОРОЙ МЫ ПОЙДЕМ, КОГДА ОТПРАВИМСЯ В ПОХОД. ТЕБЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОНРАВИТСЯ ЗДЕСЬ!!!» Дата последнего обновления — сегодня днем. На фотографии Папирус кормил белок... или это белки пытались его сожрать, из-за смазанности изображения трудно было понять. Дрожащими пальцами Азриэль набрал сообщение: «Напиши мне, если ты еще жив. ЭТО СРОЧНО!!!» Он провалился в сон, так и не дождавшись ответа. Всю ночь ему снилась Чара, которая преследовала его в хоккейной маске, пытаясь засунуть мох ему в штаны, а Папирус просто стоял рядом и говорил, что, как бы его высочество ни ныл, а в трехдневный поход его все равно возьмут, потому что самый лучший в мире вожатый не смеет отнимать у детей удовольствие побродить по буреломам и переночевать под открытым небом. Азриэль еще не знал, что заботливая Ториэль давным-давно собрала его чемодан, уложив туда все самое необходимое. С ее точки зрения, конечно. И, разумеется, мобильный телефон в набор не входил. Не знал он также, что, если утром он не поднимется с кровати сам, его отнесут в автобус спящим. Что Чара будет выглядеть очень взволнованной и непривычно бледной, а Фриск подойдет к нему неслышно, дернет за рукав и скажет тихонько, но ехидно: «Ты знаешь, а она ведь никогда не была в летнем лагере».
Название: Спагетти Бета:Archie_Wynne Размер: драббл, 984 слова Персонажи: Санс, Папирус, Андайн упоминается Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Папирус готовит спагетти. Примечание/Предупреждения: Концовка короля Папируса.
бла-бла спойлерыАндайн мертва. Это первое и единственное, что нужно знать для понимания этой маленькой истории. А Папирус не такой уж и плохой король. По крайней мере он умеет эффективно отвлекать общественность от мрачных мыслей. И скрывать истинное положение вещей. Вы ведь не думали, что Санс единственный, кто так делает? Только вот общественность тоже в курсе, кто мертв, а кто жив, так что оптимистичные заявления короля о том, что "Скоро все изменится к лучшему!" их только нервируют. Впрочем, некоторые уже начинают сомневаться. Папирусу удается обманывать не только себя. Естественно, он не может прямо объявить траур! Это будет неправильно! Андайн будет очень зла, когда вернется. Но мы все будем есть спагетти, приготовленные королем Папирусом на день рождения лучшего друга, вспоминать ее и плакать. Плакать от ужасающего количества специй. И нам совсем не грустно, просто слезы в глаза попали. Мне нравится взаимодействие скелебро здесь. Как Папирус потихоньку сходит с ума, а Санс молчаливо не одобряет всю эту фигню. На и что ты сделаешь, а? Вот и сиди молча в своем кабинете, трус несчастный. Папирус еще придет в себя. В конечном счете смирится с тем, что никто не собирается снимать с него ответственность (взятую добровольно, между прочим!). И с тем, что никто не вернется тоже. Это же Папирус. Он выкарабкается, обязательно. Только это ведь настоящий садизм - подвергать беднягу таким испытаниям.
читать дальшеСанс нашел брата на кухне. В очередной раз ему пришлось удивляться, насколько все-таки быстро Папирус обжился в королевском замке. Сад Азгора местами приобрел совершенно дикий вид, но о цветах хорошо заботились, и они исправно продолжали цвести. Правда, вазы, что раньше были расставлены по всему замку, в последнее время все чаще стояли пустыми — слишком мало времени и слишком много дел, чтобы собирать букеты. Папирус передвигал мебель, оставлял везде свои вещи, распорядился, чтобы в коридорах висели картины с изображением костей, напоминая о том, что действительно важно. И, конечно же, облюбовал кухню, хотя королю вовсе не обязательно готовить себе самостоятельно. Сансу же все еще было не по себе в доме Азгора, словно это место до сих пор хранило следы ужасных событий, хотя он прекрасно помнил, насколько тщательно убирали пыль, оставшуюся от прежнего короля. А после, по приказу Папируса, перестелили все ковры, заменив их такими же, но красного цвета. Возможно, Санс просто слишком хорошо помнил короля Азгора. Папирус стоял всем своим внушительным ростом, даже если таковым он казался только с точки зрения низкорослого Санса, на табурете и помешивал что-то в поистине гигантской кастрюле, которая ухитрялась занимать сразу четыре конфорки. Он что-то мурлыкал себе под нос, а королевская мантия, которую, в отличие от постоянно спадающей короны, Папирус считал основным атрибутом короля, была небрежно брошена на стул рядом. — Хэй, бро? — Ммм? — Папирус не обернулся, но напевать перестал. — Я не привык сомневаться в твоих решениях, но сегодня утром мне пришлось подписать несколько документов. Это насчет новых проектов в Хотлэнде. Тебе... не кажется, что это немного перебор? Прошло не так много времени с объявления новой паззловой политики, а все Подземье уже было заполнено головоломками: в каждой локации появился свой, а иногда и не один, ненадежный мост, а на твердой земле нельзя было и двух шагов ступить без необходимости разгадать какую-нибудь загадку. Жизнь кипела, головоломки множились, как и стопка жалоб на столе Санса. — Немыслимо! — Папирус постучал поварешкой о край кастрюли и, наконец, соизволил повернуться к брату. — Санс, головоломки — основа нашей экономики! Они обеспечивают монстрам рабочие места и гарантируют постоянную занятость, даже тем, кто не занимается проектированием или строительством! Нельзя просто взять и отменить... — Но они совершенно бессмысленны, — перебил Санс. Он сунул руки в карманы и прислонился плечом к стене, наблюдая за реакцией брата. — Я давно хотел тебя спросить: что ты будешь делать, когда место закончится и головоломки станет попросту негде строить? Он ожидал, что Папирус ответит: «Тогда мы займемся их починкой!» или «Устроим модернизацию, постепенно заменим старое новым! Так и быть, может и для конвейеров найдется место!» — но вместо этого Папирус просто улыбнулся и сказал: — К тому времени Андайн вернется из отпуска и что-нибудь придумает. Он снова занялся своей кастрюлей, а Санс ощутил острый укол вины, хотя и не понял, за что конкретно. Ему не хотелось идти сейчас в свой кабинет, к горам бумаг, которые он решил оставить на потом, поэтому Санс негромко кашлянул, пытаясь сбавить градус неловкости и остался на месте. — Не многовато ли спагетти на двоих? — спросил он, кивая на бурлящее варево, куда Папирус только что бросил целую упаковку соли. Естественно, вместе с коробкой. — Это для испытателей. В благодарность за работу. — Воу, сначала ты заставляешь бывших стражников тестировать свои ловушки, а теперь отравить их хочешь? Хорошенькая благодарность. — Я НЕ СОБИРАЮСЬ НИКОГО ТРАВИТЬ, САНС! — сердито крикнул Папирус, едва не свалившись с табурета. — Да ладно, бро, не заводись. Я просто дразню тебя. Брат смерил его недоверчивым взглядом. — Ты помнишь, какой сегодня день? — Конечно, бро, — соврал Санс. — Отлично! Тогда я хочу, чтобы ты был готов в четыре. И надень костюм. Санс слегка похолодел. В прошлый раз он недооценил любовь брата к формальным мероприятиям. Точнее не любовь, а веру в необходимость их проведения, поэтому ему пришлось три часа кряду развлекать монстров и отвечать на сотни вопросов. И лгать, лгать, лгать... Лгать и давать обещания. Конечно, все под контролем, откуда сомнения? Разумеется, стоит появиться здесь человеку, как его душа тут же будет захвачена. Без сомнений, скоро мы все станем свободны. — Папирус, — осторожно начал Санс, — ты ведь знаешь, как сильно я люблю эти сборища... — Это не обсуждается, — отрезал Папирус. — Ты же знаешь, что я начинаю каламбурить, когда нервничаю. — Ты всегда каламбуришь! — взорвался Папирус. — И не припомню, чтобы тебя хоть когда-то волновало мое мнение по этому поводу! Ладно, хорошо, не смотри на меня так. Тебе и твоим каламбурам не обязательно присутствовать. Можешь быть в своем кабинете и спать на столе, или что ты там обычно делаешь. — Обижаешь, я настолько много работаю, что этот стол мне уже снится... — Но! — перебил Папирус. — Взамен ты должен попробовать эти церемониальные спагетти. Перед лицом Санса возникла вилка с туго накрученными на нее полусваренными макаронами. Он не мог не улыбнуться, глядя на мрачное выражение черепа брата. — Боже, ты все-таки злишься и теперь хочешь отравить меня. — САНС! — Хорошо, я их попробую. Но только ради тебя. Санс честно пытался пересилить себя, даже глаза закрыл. Но как-то так получилось, что в следующую секунду он оказался у Папируса за спиной. — Да чтоб тебя! — в сердцах воскликнул Папирус, вновь едва не свалившись. Он решил более не испытывать судьбу и просто сел, сбавив огонь на плите. Спагетти вернулись в кастрюлю вместе с вилкой. — Я имел в виду, что попробую их попробовать, — хмыкнул Санс. — Знаешь, тебе не стоит добавлять туда столько острых предметов. Он снова почувствовал себя виноватым, потому что только сейчас понял, насколько уставшим выглядит его брат. Когда он спал в последний раз? — Ты не понимаешь, — покачал головой Папирус. — Они должны быть гораздо острее. Оказалось, что весь стол заставлен баночками, которые Санс не сразу заметил. Обычно Папирус хранил в таких специи. — У меня от одной мысли об этих спагетти слезы на глаза наворачиваются, — Санс покрутил в руках пустую баночку из-под острого перца. — Уверен, что у тех, кому придется их есть, тоже. Его брат вдруг поднял голову и очень внимательно на него уставился. — Что? У меня что-то в зубах застряло? — Нет, ничего. Папирус принялся за приготовление соуса и больше не произнес ни слова. Только когда молчание стало совсем невыносимым, Санс решил-таки вернуться к своим бумагам. Проходя по коридору, где висел старый, давно никому не нужный календарь, он вспомнил.
Название: Кошмары Бета:Archie_Wynne Размер: драббл, 949 слов Персонажи: Папирус, Фриск Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: У Папируса тоже иногда бывают кошмары. Примечание/Предупреждения: он противно-реалистичный.
альтернативная авторская трактовкаУх, а ведь сильно! На каждую не самую удачную работу найдется две, а то и три удачных, так что живем. А что касается этого текста, на его счет Арчи высказалась исчерпывающе еще на бартере. Писать его было непросто. Мне все время казалось, что выходит затертая до дыр банальщина, поэтому некоторое время недописанный черновик просто валялся на рабочем столе, пока руки до него не дошли. Результат превзошел ожидания. Достаточно было лишь добавить немного собственного опыта и эмоций. Обычно я так не делаю, но текстам подобное идет на пользу. Кошмарные сны в реальной жизни это вам не пафосная заумь. И даже не глянцевые чудовища из фильмов ужасов. Они мерзкие, противные и лучше бы их не было. И ведь трагедия ситуации как раз в том, что Папирус ни в чем не виноват. Ему не за что себя винить, но он все равно винит. И подсознание не помогает справиться, наоборот использует для обвинений образ еще одного друга, который Папирусу ничего плохого не сделал. Не сделал ведь, правда? Это только усиливает чувство вины. Папирус привык давить в себе негативные эмоции, отрицать даже намек на появление гнева или уныния. Он изо всех сил пытается быть хорошим для всех. Хорошие монстры не злятся на друзей и не пытаются их убить, даже если эти друзья предают или говорят ужасные вещи. Задним умом он понимает, что друзья вообще-то так себя вести не должны, но навязанное самим собой чувство вины не дает сосредоточиться на главном. На самозащите. Мы наблюдаем, как естественное желание защитить себя блокируется нежеланием навредить. Установка "быть хорошим" оказывается сильнее, чем "быть". Это разрушает его изнутри. И разрушит, если до него не дойдет, что иногда нужно бить в ответ. Милый, не позволяй ядовитой лжи проникнуть в твой разум. Ты выше этого.
(да, я прекрасно понимаю, что чувство вины чаще всего связано с гордыней, но в данном случае это проблема второстепенная)
читать дальше— Из-за тебя мы все чуть не погибли. Знакомый голос звучит непривычно холодно, обвиняюще. Человек делает паузу, словно дает время на оправдания, но не дожидается их. И продолжает: — Он хорошо все продумал, когда решил загнать всех в ловушку. Но у него бы ничего не вышло, если бы не ты. Твоя глупость едва не стоила жизни всем монстрам. Если бы не моя решимость, то все твои друзья, твой брат... — Я... — Папирус чувствует, что должен что-то сказать, как-то объясниться, но в горле встает комок, и чувство вины накрывает с головой. Все верно. Это он позвал всех к Барьеру, чтобы проститься с человеком. Это из-за него Флауи сумел поглотить достаточно душ, чтобы стать богом... самым злым и печальным из богов. — А что ты? — уголок рта человека дергается в язвительной полуулыбке. — Ты поверил этому маленькому чудовищу, как полный идиот. Папирус вздрагивает. Он никогда не думал, что может услышать эти интонации от кого-то другого. От кого-то, кроме Флауи. И от этого становится только больнее. — Он сказал, что мы могли бы... — начинает Папирус дрожащим голосом, но человек грубо его обрывает. — ОН СОЛГАЛ, ПАПИРУС. Сколько монстров должно погибнуть, прежде чем до тебя, наконец, дойдет? — Мне очень жаль, — выдавливает скелет и опускает голову, не в силах смотреть в лицо собственным ошибкам. Под ногами расползается чернота и кажется, будто она живая, гораздо живее, чем сам Папирус и человек перед ним, может думать и чувствовать. И все, что она чувствует сейчас — это злость. Вокруг тоже непроглядно темно и пусто, но десятки вопросов, что могли бы возникнуть сейчас в его черепе, вытесняются мыслями о тех, кого он буквально убил собственными руками, когда решил довериться Флауи. О тех, кто должен ненавидеть его за это. Он действительно серьезно облажался на этот раз. — Мог бы и догадаться, Флауи никогда не умел скрывать своих истинных намерений, — говорит человек. И Папирус позволяет себе легкий смешок. — Я не очень умный, ты же знаешь. Темнота вокруг шипит и пузырится. Темноте не нравится такой ответ. — Флауи всегда был моим другом, — Папирус пожимает плечами и как-то беспомощно улыбается. — Как я мог ему не поверить? — Тогда ты еще тупее, чем мы думали. Флауи никогда не был твоим другом. Вся ваша дружба от начала до конца была ложью. Он просто использовал тебя, понимаешь? Ведь кто в здравом уме захочет дружить с таким, как ты? Кто будет милым с тобой просто так? — Что?.. — Папирус растерянно поднимает взгляд. Ему кажется, что смысл слов ускользнул от него. Он не понимает. Не хочет понимать. И впервые за все время он смотрит человеческому ребенку в лицо и осознает, что совсем не знает его. В обычно мягких чертах проступает что-то острое, незнакомое. Проступает изнутри, словно некое чудовище натянуло на себя чужую кожу. Что-то не так в том, как растягиваются губы в улыбке, в красных глазах, где застыло выражение брезгливой жалости. В движениях, когда человек приближается к нему, и Папирус понимает, что все это время стоял на коленях, когда видит эти красные глаза напротив своих. — Но знаешь, что забавно? Ты бы все равно ничего не мог с этим поделать, как бы сильно ни старался. Некоторым просто не дано быть героями. Некоторые способны только подкидывать проблем настоящим героям. — Т-ты правда так думаешь? — Папирус инстинктивно тянет руку вперед, чтобы убедиться, что все происходит на самом деле, но останавливает себя на полпути. Его разум отчаянно мечется в попытках найти пропавшую деталь, поймать ускользающий смысл, обнаружить двойное дно. Человек зол. Человек напуган. Нельзя его осуждать, ему пришлось действительно тяжело, не может же быть, чтобы он с самого начала считал скелета не более, чем глупым бесполезным балластом. Но молчание красноречивее любых слов и не оставляет места для надежды. И для привычного самообмана. Душа в груди синеет, становясь страшно тяжелой, по костям расползается холод, а во рту появляется странный горький привкус. Нельзя так долго бежать от реальности. Вглядываться в чужие глаза, стремясь найти в них желанную ложь или чудовище, что стремится оклеветать и причинить боль. Потому что в алых глазах человека Папирус видит только свое испуганное отражение. — Хэй, — человек наклоняется к нему и почти шепчет, — хочешь узнать, что на самом деле думают о тебе твои так называемые друзья? Хочешь знать, что я вижу перед собой? На этот раз он все-таки дотягивается. — Хватит! — шипит Папирус. Шея ребенка настолько тонкая, что костяные пальцы, обтянутые кожей перчаток, легко обхватывают ее. Папирус не надеется на страх, просто не хочет продолжения. Он мог бы просто уйти, он хотел бы просто уйти, но идти здесь некуда. В ответ на легкое давление — человеческое тело настолько же хрупкое, каким кажется — человек начинает смеяться. Папирус чувствует пальцами, как смех клокочет в горле, и это чувство наполняет его ужасом. — А ты не такой уж милый и добрый! — захлебывается человек. Смех его хриплый, каркающий, совсем чужой. И в ответ на все усиливающееся желание сжать пальцы на хорошо прощупывающихся под теплой кожей позвонках, злость отступает, и на ее место приходит слабость. Папирус уже не держит человека за шею, угрожая сломать ее, а сам хватается за чужие плечи, чтобы не рассыпаться, не утонуть в черной жиже, что течет из погасших глаз, которые больше ничего не выражают и не отражают, и рта, откуда минутой раньше вылетали ядовитые слова. И чувствует, что не может отпустить.
Проснувшись, Папирус долго пытается понять, где он находится и сколько сейчас времени. К его большому удивлению, он лежит в собственной кровати, часы на прикроватной тумбочке показывают 4:10, а подушка почему-то мокрая. Ему очень повезло, что после недели бодрствования он не свалился куда-нибудь в сугроб или не отключился прямо во время тренировки с Андайн. Страшно подумать, что произошло бы, если бы ей пришлось тащить его домой. Впрочем, гораздо хуже, если бы кто-нибудь застал его в жалкий момент пробуждения. Санс наверняка сейчас спит в своей комнате, и ему не нужен лишний шум. Взгляд Папируса падает на книжную полку. Он вполне может заняться сортировкой книг по цветам, чтобы скоротать время до утра. Четвертый раз за последний месяц.
Название: Набор для творчества Бета:Archie_Wynne Размер: мини, 1102 слова Персонажи: Чара, Фриск, Санс Категория: джен Жанр: стеб Рейтинг: G Краткое содержание: очередное хобби Чары Примечание/Предупреждения: пост-пацифист, воскрешенная Чара
бла-блаУ Чары много хобби. В разное время в моих текстах она: пыталась стать звездой ютуба, режиссировала школьную постановку, готовила печенье, рисовала и клеила аппликации из макарон, шила, проводила допросы, мастерила ловушки, ловила педофилов на живца и это еще не полный список ее увлечений. Среди них особое место занимает одержимость ножами и попытки заполучить себе хотя бы один. Кузня под кроватью поначалу была лишь шуткой, но нам (в основном мне) она настолько понравилась, что быстро стала каноном и даже была упомянута в "Сердце из плюша". Так что появление этого фика было только вопросом времени. А теперь я поделюсь лайфхаком, как можно заруинить любую комедию: 1) Объявляем, что все источники комичного в тексте совершенно нормальны во вселенной канона и ничего странного в одержимости ножами и кузне под кроватью нет. 2) Удивляемся, почему в тексте нет других шуток, кроме тех, что мы уже выкинули из-за своего альтернативного понимания канона. 3) Разочаровываемся и делаем вывод, что у автора не получился стеб. Я бы еще высказалась на тему странного понимания юмора у некоторых читателей, но это тема для отдельного поста. "Обычно ожидаешь". Ну офигеть теперь. Давайте под каждого отдельного ноунейма подстраиваться. И под его "оригинальное" понимание жанров. (нет, конкретно это заявление было связано с другим фиком) Как и во многих моих текстах начало здесь довольно громоздкое. Чехов был прав, когда утверждал, что рассказам при редакции стоит отрезать начало и конец. Надо будет взять на вооружение. (шутка про чеховское ружье) Маленький факт: я постоянно забываю название этого фика.
читать дальшеНенормальная тяга к ножам была одной из тем, что Чара обсуждала со своим психотерапевтом на этих длинных нудных сеансах. Доктор частенько заставлял ее рассказывать о себе, и тогда Чара придумывала дурацкие истории, в которых главные герои всегда умирали ужасной смертью, а иногда ей даже приходилось рисовать кактусы, раскладывать цветные карточки или пытаться увидеть в пятнах чернил что-то кроме... пятен. Дома же тема ножей была под запретом. После того, как Чара перетаскала почти все из кухни в свою комнату, Санс начал подозревать ее во всяких гадостях с удвоенной силой, а когда он увидел пару случайных порезов на руке Папируса, то едва не слег с сердечным приступом. Чара подозревала, что все дело в отсутствии сердца как такового — Санс был просто бессердечной грудой костей, даже если притворялся самым несчастным существом в их странном подобии семьи. По мнению Чары, просто шутник не выносил, когда шутили над ним самим. Так или иначе, единственный нож в доме, предназначавшийся для пирогов, был заперт в кухонном шкафу и прикован цепью к подставке. Поначалу Чара думала, что все остальные могли быть спрятаны в кабинете Санса, запертой комнате на первом этаже, куда никто никогда не заходил. Но взломать замок так и не удалось, а попытки обернулись для Чары двухнедельным наказанием. Даже Папирус вопреки своей обычной уступчивости отказался помогать ей в этом деле. Но Чара не собиралась сдаваться. Однажды ночью она даже пробралась к Сансу и разбудила криком: «Там Фриск пытается повеситься, мне нужен нож, чтобы обрезать веревку!» Остаток ночи дверной проем был загорожен синими костями, а утром ее ждал тяжелый разговор с мамой. Собственно, тогда и начались эти сеансы психотерапии. Доктор предложил ей найти хобби. Что-то кроме игры в ребенка-демона и попыток сделать жизнь одного низкорослого скелета невыносимой. Что-то... более созидательное. Фриск, которая во время сеансов обычно ждала в коридорчике снаружи и что-нибудь читала, только согласно кивала, когда Чара рассказывала ей о своем прогрессе в «лечении». Поэтому Фриск не очень удивилась, когда посреди ночи ее разбудили странные звуки. Методичный стук, по ощущениям раздающийся совсем рядом, не оставлял надежды закрыть глаза и вновь погрузиться в сон, даже если завтра предстояло рано вставать в школу. Любопытная натура Фриск требовала разобраться в ситуации и отыскать источник звука, поэтому она, решительно откинув одеяло, оглядела комнату. Как и ожидалось, соседняя кровать, принадлежащая Чаре, оказалась пуста. Из-под нее пробивался таинственный красноватый свет — съехавшее покрывало мешало разглядеть больше. — Чара? — тихо позвала Фриск. Не снилось ли ей это? Ответа не последовало, но стук прекратился. — Чара! — повторила Фриск уже настойчивей. Секундой спустя, из-под кровати показалась взлохмаченная голова. — Чего? — нехотя спросила она. — Что ты там делаешь? Голова нахмурилась. Даже такое скудное освещение позволяло разглядеть ее выражение лица. — Ничего. То есть ничего особенного и интересного. Читаю с фонариком. — Под кроватью? — недоверчиво поинтересовалась Фриск. — Попробуй как-нибудь, очень удобно. — Странный у тебя фонарик... Нет, правда, что у тебя там? — Не твое дело! — буркнула Чара. — Ложись спать, я обещаю быть тише. Такой ответ Фриск, естественно, устроить не мог. — Кажется, у тебя там что-то горит? Это что, дым?! — Черт! — Чара быстро скрылась в подкроватье, откуда действительно поднимался легкий дымок. Воспользовавшись этим, Фриск подкралась ближе и присела на корточки, уже готовясь откинуть полог и... Столкнуться лбами с Чарой. — Нет! — прошипела та, отпихивая трущую лоб Фриск. — Тебе туда нельзя. — Да почему? Тебе жалко что ли? — Жалко, вот еще! — фыркнула Чара. — Нужно было тебе проснуться именно сегодня! Почему бы тебе просто не представить, что все это сон, и не вернуться в постель? — Что ты имеешь в виду... ты стучишь тут у меня под ухом уже не первую ночь?! — Фриск даже распахнула глаза от такой новости. — Теперь я точно никуда не уйду, пока ты не расскажешь, чем там занимаешься. Чара закатила глаза и раздраженно вздохнула. — О нет. Нет-нет-нет, только не этот «решительный» взгляд! Ну как можно быть такой упрямой?! — Чара, — голос Фриск вдруг стал неожиданно игривым, — ты сегодня особенно хорошо выглядишь. И этот огонь в глазах... стоп, похоже это и правда отблески огня. — Даже не пытайся использовать эти свои романтические штучки на мне, — Чара презрительно фыркнула и сложила руки на груди. Но план Фриск состоял в другом. Она попыталась прошмыгнуть мимо, и ей бы удалось это сделать, если бы в этот момент дверь в комнату не распахнулась. — Дети, вы отвлекаете меня от моей бессонницы. Если вы сейчас же не перестанете шуметь... На пороге стоял Санс в домашнем халате. В руке он держал сэндвич, видимо, ходил на кухню для очередного ночного перекуса. Сейчас он выглядел совершенно потерявшим дар речи. — Так, — произнес он после длинной неловкой паузы, — я знал, что этот ребенок-демон явился прямиком из ада, но даже предположить не мог, что врата в ад находятся в нашем доме. Он нервно хехекнул. — Санс, я не думаю, что... — начала было Фриск, но Чара ткнула ее локтем под ребра. — О, Санс, какой сюрприз! — сказала Чара с гадкой ухмылочкой. — Никак кошмары мучают? — Кошмар будет у тебя утром, когда Тори узнает, что ты... — он осекся. — А что ты, собственно, делаешь? Санса уже так просто не отпихнешь. Чара не знала, ожидал ли он действительно обнаружить под кроватью вход в ад, но с удовлетворением отметила, что скелет сильно колебался, прежде чем это сделать. — Я не хочу будить Тори из-за ерунды... — он присел на колени перед кроватью и одернул одеяло. — Боже Гиперсмерти... как ты это сделало, маленькое чудовище? — У меня много талантов, — буркнула Чара. — Это... печь? Серьезно? Молот? Набор инструментов? Как ты протащила сюда эту наковальню? Я даже не говорю о том, что ты могла поджечь дом, но как ты устроила маленькую кузню под кроватью? Фриск смотрела на Чару совершенно круглыми глазами. И это было единственное положительное в этой ситуации. — Допустим, заказала через интернет, — сказала она самодовольно. — Похоже, я сильно недооценил людей, — хмуро произнес Санс. — Подожди, ты не могла сделать этого самостоятельно... о, бро, ну конечно, как я мог забыть. А эту штуку я, кстати, забираю. Он держал в руках металлическую заготовку, над которой Чара корпела последние несколько дней. Заготовку для ножа. — Ты не можешь!.. — Заберешь ее утром у Тори, а я слишком устал, чтобы с тобой сейчас разбираться. В голосе Санса была слышна плохо скрытая насмешка. Похоже, на этот раз очко осталось за ним. — Это все из-за тебя, — хмуро произнесла Чара, когда Санс ушел с ее единственной надеждой получить собственный нож со своим именем на нем. — Сдавала. Без красноватых отблесков пламени печи в комнате стало как-то неуютно. — Я-то тут при чем? — прошептала Фриск. — Это ты тут кричала о своих секретах. Ты что, не могла сделать обычную заточку? Как в том фильме... — Только слабаки выбирают легкие пути. А теперь заткнись и возьми эту наковальню. Мы должны перенести все это в гараж к Папирусу, пока они не опомнились. И не вздумай проговориться ему, что Санс догадался о его роли во всем этом! Что ж, похоже, ее психотерапевту придется вычеркнуть кузнечное дело из списка возможных хобби. Фриск только покачала головой и вздохнула.
Название: Служба поддержки Бета:Archie_Wynne Размер: драббл, 885 слов Персонажи: Флауи, Папирус, Андайн фоном Категория: джен Жанр: стеб Рейтинг: G Краткое содержание: Существует мнение, что Фриск просто повторяет путь Флауи. Примечание: канон, которого вы, возможно, не помните
вы убиваете во мне человеколюбиеПрежде чем клеймить Папируса идиотом, нужно сначала вспомнить канон, а потом внимательно вчитаться в предложенный текст. И понять, для начала, что Флауи и Папирус обоюдно дурачатся вместе. Флауи не просто так говорит про шкаф, одежду и карманы - он перенимает комедийную манеру Папируса выстраивать шутки абсурдно, но абсолютно логично. Папирус, понятное дело, тоже шутит. Только вот он заходит немного дальше, показывая свои знания о поверхности (пчелы и радуга) и об игровых условностях, тонко намекая на безразмерный инвентарь. Ведь если Флауи является настоящим "игроком", то карманы ему не нужны. Тот справедливо возмущается, но причина остается неясной: он то ли зол, что Папирус раскрыл его секрет, то ли чувствует себя в этом плане немного ущербным. Без инвентаря жить тяжело. И вообще нельзя вот так бить по четвертой стене, это против правил, Папирус! Папирус не очень хорошо разбирается в навигации, зато всегда знает, как подбодрить друга! Все эти разговоры про грибы были всего лишь попыткой отвлечь Флауи от мрачных мыслей. Это в тексте сказано прямо. Папирус не думал, что Флауи воспримет совет всерьез. И, судя по реакции альфа-ридеров, он и не воспринял. Что совершенно выбивается из логики повествования. Чуть ранее, напомню, Флауи берет у Папируса телефон, хотя и не хочет, а потом еще и звонит ему в тот момент, когда сильнее всего нуждается в друге. Так что да, Флауи действительно воспринял его совет всерьез. И он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО попробовал светящийся гриб, только потому что Папирус так сказал. Меня не волнуют ваши бредовые фантазии о двенадцатилетнем супер-манипуляторе и наивном скелете-простачке. Начитаются тумблера, а потом натягивают свои фанончики на чужие работы, пытаясь увидеть в них то, чего там нет. А то, что есть, игнорируют. Даже если это по-настоящему важно и на этом построен весь текст. В каноне Папирус предлагал Фриск съесть не только грибы, но и лампу. А в следующей комнате признался, что не может больше ничего придумать. То есть он много чего говорит исключительно ради веселья. Потому что ему это кажется забавным. Как перепончатые лапы у пауков, четыре пары горячих штанов, воображаемый магазин, продающий пламя и многое другое. Флауи понимает его шутки. В основном... Ну, все ведь закончилось хорошо, да? Никто не отравился и не умер! И еще одна важная деталь: пов Флауи, ребята. Мне нравится писать от его лица (это весело), но я заметила, что некоторые читатели слишком... самоидентифицируются с нашим несчастным бездушным ребенком. Не надо так. Он далек от объективности и может во многом ошибаться. А еще Андайн тут опять рыба-судак, да что ж такое... Хотела написать простой, милый драбблик про дружбу, а пришлось опять доказывать, что я не верблюд.
читать дальшеФлауи уже и не помнил, сколько раз вот так знакомился с Папирусом, хотя и не сказать, что прошло много времени с тех пор, как он впервые открыл глаза в отцовском саду. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы понять, что время — величина весьма относительная, и начать забывать некоторые вещи. Папирус лучился дружелюбием, как и в любом другом таймлайне, но именно сегодня скелет решил, что они стали достаточно хорошими друзьями и могут перейти на следующий этап отношений. Это было немного странно, на памяти Флауи такое происходило впервые. Он даже чувствовал себя немного заинтригованным. — Мы познакомились буквально вчера, но мне кажется, будто я давно тебя знаю! — а вот эту фразу Флауи точно слышал уже дважды. Он не делал никаких заметок, чтобы утверждать наверняка, но ему казалось, что с каждым разом они сближаются чуть быстрее. Похоже, Папирус начал узнавать его. Флауи пока не решил, стоит ли продолжать, или поменять тактику, похоронив эти воспоминания под новыми как можно быстрее? — Я решил... — Папирус вырвал его из размышлений только для того, чтобы цветок оценил драматическую паузу. — Дать тебе свой номер телефона! Похоже, он надеялся, что Флауи это впечатлит. — Папирус, — улыбнулся Флауи, — как ты думаешь, есть ли у цветов дом? — Вопрос с подвохом, — протянул скелет, задумчиво почесав подбородок. — Думаю, ответом может быть радуга! — Нет, — отрезал Флауи. — У таких цветов, как я. У меня нет дома, в котором мог бы находиться шкаф, а следовательно нет и одежды, которую я мог бы там хранить. А если у меня нет одежды, то нет и кармана, в котором можно было бы носить телефон! — Знаешь, мне всегда казалось, что цветы передают сообщения друг другу при помощи пчел, — продолжил Папирус как ни в чем ни бывало. — Но ты видел в Подземье хоть одну пчелу? — Ты меня вообще слушаешь? — Ладно, я понял, — Папирус поднял руки в примирительном жесте. — У тебя нет телефона, да? Потом он пообещал, что разберется, и на следующий же день притащил мобильник почти в размер самого цветка. — И как, по-твоему, я буду носить его с собой?! — взорвался Флауи, смерив Папируса гневным взглядом. — Ну... Он уже испугался, что скелету придет в голову принести ему одежду с карманами, а потом и шкаф, и в конце концов они поселятся в Сноудине по соседству, и будут ходить друг другу в гости, но вместо этого Папирус сказал нечто совсем иное: — А разве у тебя нет такого специального кармана... — НЕТ, — перебил Флауи. — Не знаю, за кого ты меня принимаешь, но если ты вздумаешь закончить эту фразу, я УЙДУ И НЕ ВЕРНУСЬ. Папирус послушно заткнулся. И все-таки каким-то образом ему удалось всучить Флауи этот злосчастный телефон с единственным номером в записной книжке.
— Нет, Папирус, я прекрасно понял шутку, — говорил цветок позже, придерживая соскальзывающую трубку листьями. — Я не понял, как она относилась... Слушай, кажется, я заблудился, и мне нужна помощь. Что значит «почему я звоню тебе»?! Ты сам сказал мне звонить, если что-то случится! Флауи тихо зарычал: конечно же, вся затея с телефоном обернулась фарсом, мог бы и привыкнуть уже за столько перезапусков. — Я понятия не имею! — кричал Флауи, озираясь по сторонам. — Где-то в Вотерфолле. Тут темно. А нет, подожди, я вижу какие-то светящиеся грибы. Что? Нет, я не могу поговорить с ними! За этим последовало недолгое молчание. Папирус задумался. — Тогда попробуй съесть их, — наконец, сказал он. — И это лучшее, что пришло тебе в голову?! Как, по-твоему, это поможет мне выбраться? Или ты думаешь, что мне от них станет веселее? — Может, все-таки попробуешь? — не унимался Папирус. — Ах, так тебе интересно, что произойдет! Прекрасно, Папирус, просто чудесно. Я заблудился, тут мокро, противно и абсолютно ничего не видно, кроме этих дурацких грибов, а единственный, к кому я могу обратиться, предлагает мне что-то из детской книжки. — Думаешь, они не волшебные? — огорчился Папирус. — Я думаю, что они ядовитые, а ты идиот. — В любом случае, горячая линия Великого Папируса работает круглосуточно, звони, если тебе понадобится дружеская поддержка!.. — последовала небольшая пауза. — С кем я разговариваю? Это мой друг Флауи, я тебе о нем рассказывал. Пытаюсь отвлечь его от мрачных мыслей. Прижавшись к трубке, Флауи услышал приглушенный голос Андайн. — Правда? — спросила она. — Тот самый воображаемый друг? — Он не воображаемый! — возмутился Папирус. — Если хочешь, ты можешь поговорить с ним тоже! — Ну окей, если ты так хочешь... Судя по всему, он передал телефон Андайн, потому что ее голос стал гораздо громче. — Алло, панк! Так, эээ... ты у нас типа цветок, да? Флауи мстительно молчал. — Есть кто живой? Эй! Андайн звала его еще некоторое время, но Флауи не отзывался и старательно делал вид, что его не существует. — Я так и знала! — сказала Андайн. — Никого. Только звуки какие-то странные... как будто кто-то что-то жует. Она вернула телефон Папирусу. — Что? Клянусь, он только что был... Флауи, ты там? Что-то случилось? О, конечно же, что-то случилось, иначе ты бы не молчал! Флауи злорадно захихикал. Постепенно хихиканье переросло в громогласный злодейский смех, эхом отражавшийся от стен пещеры. Меж тем молчание Папируса становилось все более обиженным. — Похоже, твоя проблема тебя больше не тревожит, — произнес скелет настолько мрачным тоном, словно предпочел бы, чтобы его друг сейчас бился в истерике. — Неправда, я все еще бездушный! Извини, я был очень занят, ел грибы, — довольно хихикнул Флауи. — Зато теперь я свечусь и могу видеть дорогу. Спасибо за помощь! — Обращайся, — сказал Папирус без обычного энтузиазма. — Нет, Андайн, я не говорю с самим собой!.. Верни мой телефон! Звонок оборвался, а Флауи, который теперь знал, куда идти, подумал, что пока, так уж и быть, не станет выбрасывать мобильник в ближайшую канаву. Папирусу все еще удавалось его развлечь.