Because somebody fucking has to
Я люблю почти все твои работы, но конкретно эта, как мне кажется, просто обязана быть здесь. Потому что актуально. Всегда актуально.
И да, до твоих фанфиков по "Мыслить как преступник" я думала, что больше ничего не сможет меня тронуть.
Пишет Archie_Wynne:
И да, до твоих фанфиков по "Мыслить как преступник" я думала, что больше ничего не сможет меня тронуть.
Пишет Archie_Wynne:
01.11.2016 в 07:19
URL комментарияПожалуй, моя маленькая гордость среди фичков по СМ ><
Derealization
Персонажи: Спенсер Рид/Мейв Донован
Рейтинг: PG-13
Жанры: джен, агнст психология
Предупреждения: насилие, смерть второстепенного персонажа
Размер: драббл.
Все предельно просто. Мейв Донован не умерла.
Посвящается Мейв. И всем ей подобным.
Вдогонку "Призракам".
Оригинал на фикбуке: ficbook.net/readfic/4866215
1170 слов«…И в трагических концах есть своё величие. Они заставляют задуматься оставшихся в живых. — Что же тут величественного? Стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных».
«Обыкновенное чудо».
Она не знает, с какого момента это началось. Нереальность окружающего мира и ее самой.
Раньше, еще прячась в этом злополучном и теперь раз и навсегда оставленном лофте, Мейв думала, что будет очень радоваться свободе. Будет очень счастлива, когда сможет, наконец, спокойно выходить на улицу, не оглядываясь нервно по сторонам. Не менять одноразовые телефоны, не держать шторы все время задернутыми. Не вздрагивать снова при (в который уже раз!) переезде, услышав в телефонной трубке на новом месте одно только судорожное дыхание.
Мейв не понимала, за что ей это. Она не стала понимать лучше, когда увидела преследователя собственными глазами, нет — ее горькая обида на несправедливость и абсурдность ситуации только возросла и преумножилась, когда Мейв, наконец, удалось вспомнить, кто такая эта несчастная девчонка с безумными глазами, Дайан, автор злосчастной псевдонаучной диссертации, которую доктор Донован когда-то отклонила.
Что был этот отказ, о котором сама Мейв забыла? Взмах крыла бабочки, вызвавший бурю.
— Прыгай же! Давай! — кричит Дайан ей в спину. — Подтверди мою теорию! Когда человек готов сдаться и собирается умереть, клетки его организма начинают гибнуть. Ты чувствуешь, как сейчас гниешь заживо? Прыгай, ну же!
Мейв смотрит себе под ноги. Край крыши, сколько-то-там-этажей, Спенсер бы сразу назвал точную высоту, а она видит только невероятно далекий асфальт, чуть расплывающийся перед глазами от невольного головокружения, да слышит Дайан, которая кричит ей, живой, что Мейв мертва…
Может, это началось тогда?
— Я не буду, — говорит она, пересиливая себя, поворачиваясь спиной к пустоте — лицом к Дайан. — Можешь меня пристрелить, но я не прыгну. Поступай со мной, как хочешь. Я не стану этого делать.
Нет, не тогда. Дайан отступает в бессильной злобе. Мир перестает кружиться и все возвращается на свои места.
Мир пытался куда-то ускользнуть от нее, когда Дайан убила Бобби. Чужая смерть рядом, совсем близко. Слышала мгновенье назад его голос, дыхание, ощущала движения — спина к спине, плечо к плечу, и потом, скорее ощущением, чем пониманием — последнее движение затылка, коснувшегося ее головы после грохота выстрела — и все. Бобби больше нет, а она, Мейв, жива. И на какой-то момент Вселенной тоже нет, но Мейв слишком часто имела дело со смертью, чтобы долго из-за нее переживать. Бобби погиб, ей страшно от собственной холодности по этому поводу, но Мейв спокойна.
— О чем ты думаешь? — пытается она прервать затянувшееся в телефонной трубке молчание.
— Я думаю об энтропии*.
— Сейчас? Мы болтаем по телефону. О жизни. А ты думаешь о термодинамике?
— Я думаю о том, что процесс потери энергии необратим. Это закон физики и один из законов, на котором держится мир. Что говорят твои любимые философы о силах, затраченных впустую?
— Ты злишься на меня?
— Я злюсь на себя, за то, что не могу тебе помочь.
— Это однажды закончится. Ты сам говорил, помнишь: если на преследователя не реагировать, он будет вынужден сменить объект преследования.
— Или покончить со всем этим иным путем.
— Пожалуйста, не бойся за меня. Мы со всем справимся. И обязательно увидимся.
Мир снова перестал существовать, когда она увидела Спенсера. И ей просто кричать хотелось от того, насколько он оказался похожим на ее представление о нем. На собственный голос в телефоне — тихий и надломленный, тонкий и высокий — и продлить до бесконечности ряд эпитетов, применимый и к голосу, и к его хозяину. И глаза, бесконечно умные и все-все понимающие — ее никто так не понимал и понимать, наверное, не будет, это же Спенсер, который может грустить из-за термодинамики и весело смеяться над самой дурацкой ее шуткой. И на какой-то момент мира нет, и существует только он, и его реальность, бытие, он здесь, ergo est et ergo sum,** — придает Мейв сил.
А потом ничего не будет, и только новый выстрел — какой закон физики объяснит, что от звука может обдать с головы до ног адским жаром? — прогремит еще ближе к ее виску, на этот раз вычеркнув из мира живых саму Дайан, затеявшую эту глупую и страшную игру. Бедная запутавшаяся девочка. Мейв смотрит на ее тельце, маленькое и хрупкое, теперь лишенное последних остатков разума и заодно жизни, и отвращение в ней мешается с жалостью. А потом наступает то же спокойное равнодушие.
…Потому что все это нереально.
Один день сменяет другой, но ничего не меняется. Мейв кажется, будто мир выцвел. Потерял какую-то часть цвета, запаха, вкуса, какую-то часть ее самой.
Теперь впору ей говорить об энтропии.
Они сидят на кухне у ее родителей и пьют кофе. Слабый и нежный латте. Кто бы мог подумать, что она будет мысленно благословлять дурацкую карамельную пенку просто за то, что у нее есть вкус!
У Мейв слезинка падает в кружку, она отчаянно встряхивает головой, крепко зажмуривается, чтобы окончательно не разреветься, не раскиснуть и инстинктивно вцепляется в чужие тонкие пальцы. Да, она знает, что он не любит прикосновений.
— Что случилось?
— Ничего, только… Я вдруг подумала, что могла бы очень просто умереть… тогда. Вместе с Дайан и Бобби. Я вообще очень часто об этом думаю. Иногда мне кажется, что от меня вообще ничего не остается, кроме этих мыслей. Что ты можешь на это сказать? Ты ведь психолог, это все ПТСР, да, и однажды пройдет?
Подобные вопросы всегда выбивают Рида из колеи и заставляют задуматься дольше пяти секунд. Секунд на пять с половиной.
— Я могу сказать, что сослагательное наклонение — это худшее, что есть в языке, — говорит он, накрывая ее руку ладонью и забавно повышая голос на каждом новом «бы».— Надо бы как-нибудь спросить мнение Блейк на этот счет… Ну вот. Дурацкая штука, я же говорил. И не хотел бы, да сама так и клеится.
Для Мейв нет иных вариантов, кроме как улыбнуться этой неловкой попытке пошутить — в ответ на ее такие же неловкие шутки и вот эти самые глупые слезы, которые только расстраивают их обоих, но не приносят облегчения.
Если бы она умерла…
Какое счастье иногда, что есть это самое идиотское «бы».
Во сне она снова будет видеть странную комнату — что-то среднее между ее лофтом, кафе и оксфордской библиотекой. В ней потолки высокие, словно небо, красные занавески — не то шторы на окнах, не то занавес какого-то призрачного театра — в разы ярче, чем все что угодно красное наяву (разве что кровь Дайан и Бобби может с ними сравниться), и солнечного света больше, чем в любом из мест, где она бывала за эти месяцы пряток по темным углам. Запах кофе здесь почему-то сильнее, чем у этого самого латте, звучит музыка, и старенькая пластинка потрескивает на своих плавных оборотах, все здесь обманчиво-существующее — и звук, и запах, и цвет... Но Мейв неизменно будет просыпаться.
Очень хотелось бы, чтобы в объятиях этих самых почти бесплотных, но таких настоящих рук.
Вселенная Мейв неуверенно, понемногу, но возвращается.
«При дереализации окружающее воспринимается измененным, странным, неотчетливым, призрачным, чуждым, безжизненным…» Спенсер, зачем тебя всегда окружает столько книг! И зачем у нее всегда тянутся к ним руки?
Ей хочется верить, что однажды все вернется на свои места. И что она почувствует себя живой.
@темы: Фанфики
(смущенный автор скрылся в тени)
MamaKatTe,