Янтарь

[Сератна]

Черновик лежал у меня больше месяца, и я все никак не могла заставить себя его доделать. Но все-таки заставила.
Андерсвап-АУ. Напоминаю, это та, где персонажи меняются местами, а Папирус санснутый на всю голову, да еще и курит.
Действующие лица: Папирус, Чара.
Геноцид-рут, битва с Папирусом и что случилось после. Грустно, но не слишком. Много диалогов и немного о человеческой гордыне.

примечания можно не читать

Примечания:
1. Напстаблук ООС.
2. Ундина это прозвище.
3. Из Фриск вышел крайне пассивный злой дух, поэтому злой пришлось быть Чаре.
4. Автор знает, что такое синтаксис, стилистика и точка зрения, но пользоваться ими не умеет.
5. ХЭДКАНОНЫ.

3319 слов

I

Чара входила в Золотой зал. Яркий янтарный свет бил в окна и растекался по отполированному полу, словно снаружи светило солнце.

Но в Подземье не было никакого солнца.

Слишком тихо, как бывает только во сне, но Чара точно знала, что не спит. На глянцевой поверхности оставались маленькие серые следы. Хотела Чара того или нет, она больше не могла не оставлять следов. Вся ее одежда была покрыта серой пылью. Пыль осела на волосах и глубоко въелась в кожу. И эти следы уже точно никогда не отмыть... Чара глянула на свое отражение в полу, почему-то ожидая увидеть там другого ребенка в полосатом свитере. Ничего. Серое пятно, только красные глаза выдают человека. Такие же красные, как ее душа... их душа.

Чаре все равно, она не бежала и не пряталась, в отличие от...

— Не двигайся.

Ах, она и не надеялась увидеть его снова! Бесполезный брат Санса ждал ее в конце зала.

Папирус всегда выглядел опасным. Насколько вообще может выглядеть опасным высокий скелет в толстовке и с сигаретой в зубах.

Чара покрепче перехватила рукоять ножа. Это будет интересно.

— Пришел мстить за брата? — усмехнулась она. О боже, как он сразу напрягся! Руки дрожали от возбуждения, она не могла дождаться. Что это будет? Его глаз загорится желто-оранжевым, обещая ей все муки ада? Это будет что-то покруче догбластеров Санса?

— Нет, — Папирус вернул руки в карманы и прикрыл глаза. — Это не имеет смысла.

— Верно, — Чара склонила голову набок, разглядывая своего противника. Чего от него ждать? — Месть за любимого брата это ведь так мелочно, правда? Должна признаться, он заставил меня попотеть.

— Он великолепен, настоящая сансация, я знаю, — кивнул Папирус, позволив себе легкую улыбку. Его глаза оставались непроницаемо темными. — Но я собираюсь не мстить, а остановить тебя.

Чара не смогла удержаться от смеха. И голос той, другой, эхом отозвался в ее собственном черепе.

— Не слишком ли самоуверенно, Папи? Как видишь, ни твой старший брат, ни кто-либо другой, так и не смог остановить меня! Это невозможно. Даже если ты убьешь меня, я вернусь. Ну что, уже сдаешься?

Он молча выслушал ее, затем достал сигареты и закурил. Струйка дыма, такого же серого, как сама Чара, как пепел Санса и десятков других монстров, устремилась к потолку.

— Санс запрещал мне курить, — сказал Папирус, устало привалившись к колонне. — Он так смешно злился и каждый раз читал мне нотации. Прятал сигареты, как только я засыпал, но я всегда мог найти их. Потому что он прятал их там же, где и сладости в детстве.

— Мы торопимся, не отвлекай меня своим сентиментальным трепом.

— О, у нас есть время всего этого мира, — голос Папируса стал жестче, тлеющий конец сигареты обвиняюще указал на Чару. — Не думай, что я не знаю. Может я и не очень хорош в теории путешествий во времени, но я не идиот. Ты думала, что никто не заметит искажений?

— Да, Санс упоминал что-то такое, — теперь Чара вспомнила, надо было все-таки слушать этого вертлявого хвастливого коротышку. — Тогда ты должен знать, что у тебя нет шансов.

— Никаких, — апатично отозвался Папирус.

— Бедный Папи, — ласково протянула Чара, — все твои друзья мертвы, но ты все еще пытаешься выглядеть крутым, хотя тебе так сильно хочется плакать. Но не волнуйся, я избавлю тебя от твоей жалкой жизни.

Кто-то в ее голове удовлетворенно хмыкнул.

Ей надоело ждать, она хотела посмотреть, на что способен Папирус. В его руке появилась длинная белая кость.

Он не шелохнулся, когда Чара устремилась к нему через весь зал.

— Прости, я разыграл тебя, — кость исчезла. — Я ведь не умею драться.

Что-то было не так. Чара замерла, услышав странный звук, словно сработал какой-то механизм. Она быстро огляделась в поисках источника опасности и в следующее мгновение ее реальность оказалась расчерчена вертикальными стальными полосами.

Клетка?!

Чара зарычала.

— Эй, осторожнее, так можно и покалечить кого-нибудь, — Папирус посмотрел на нож, который торчал в стене в нескольких сантиметрах от его головы. Глупо, так глупо. Теперь она осталась без единственного оружия.

Папирус медленно приблизился, сел на корточки и выпустил дым ей в лицо.

— Ты такой тупой ребенок, — усмехнулся он. — Это кем нужно быть, чтобы попасться в такую простую ловушку?

— Это нечестно!

— Да неужели? — плечи скелета чуть дрогнули. — А перематывать время, заставляя нас проживать один и тот же момент, честно? Не думаю.

Чара молчала. Она попыталась выбраться, но из этого ничего не вышло. Человеческая душа сильна, но только против монстров. Стальные прутья не поддаются силе воли. Папирус наблюдал за этим со снисходительным интересом.

— Ну, — сказал он, — кажется, я поймал тебя, человек.

— Я могу просто загрузить свой файл и выбраться!

— Валяй.

— Не сейчас, — засмеялась Чара, — все должно закончиться моей смертью. Давай, убей меня. И все начнется сначала!

Папирус устало вздохнул.

— Ты так ничего и не поняла, малявка, — он постучал костяным пальцем по верху клетки. — Я не собираюсь тебя убивать.

Она вышла прежде, чем ее ХП снизилось до единицы.

II

— Это головоломка, — сказал Папирус, — но ты уже и сама догадалась, верно? Весь этот зал — сплошная ловушка, здесь не пройти так просто.

— Считаешь, что это меня остановит? — Чара обшаривала помещение взглядом. Она раздражалась все больше. Папирус оказался настоящим ничтожеством, досадной помехой на ее пути, он не хотел сражаться как подобает и даже не понимал, что этот их разговор далеко не первый.

Чуть раньше она пыталась действовать прямо: перепрыгнуть все нажимные плиты и датчики, увернуться от снарядов, но раз за разом терпела поражение. На нее падала стальная клетка, из-под ног вдруг вырывался частокол из костей, она сама куда-то проваливалась, а иной раз сами стены приходили в движение, и скрученные колонны преграждали путь со всех сторон.

— У меня нет выбора, кроме как верить в это. Я едва успел закончить механизм к твоему приходу, так что это последний рубеж. Не смотри на меня так, я не лгу.

Он снова курил и смотрел на Чару почти с сочувствием. Сложно было сосредоточиться из-за жажды крови, принадлежащей не ей. Эта жажда накатывала приступами с тех самых пор, как она совершила первое убийство. Скелет вряд ли что-то знал об этом. Он вдруг взмахнул рукой и Чара поняла, что он указывает куда-то ей за спину.

— Почему все вечно ждут от меня чего-то странного? — задумчиво проговорил он. — В моем шкафу нет скелетов.

Чара не слушала его. Она смотрела на маленькую панель в стене возле входа.

— Код. Из девяти цифр.

— Чтобы отключить все ловушки. Я же сказал, что это головоломка.

Это было слишком. Чара звонко расхохоталась, ее смех эхом отразился от стен, многократно усилив и без того достаточно жуткий звук, она задыхалась, это было настолько глупо, что, чтобы устоять на ногах, ей пришлось обнять колонну. Однако Папирус оставался спокойным. На его костяном лице не промелькнуло и отблеска какого-либо чувства, это была все та же никакая улыбка и взгляд, не выражающий ничего, кроме равнодушного спокойствия.

— Ты совсем идиот! — сказала Чара, отдышавшись. — Я уже сказала, у меня нет никаких ограничений, я просто рано или поздно узнаю код, неважно сколько времени это займет! А затем, — она улыбнулась. — Мы хотим услышать, как ломаются твои кости.

— Мы? — Папирус отступил на шаг, видно, что-то в этой фразе заставило его занервничать. — Эй, не недооценивай меня. Я вложил в этот паззл все свои силы. У тебя только одна попытка.

— В чем подвох?

— Никакого подвоха, предпочитаю играть по правилам. Но позволь рассказать тебе одну историю...

— О, избавь меня от этой сопливой ерунды!

— Не перебивай, мелочь.

Душа Чары потяжелела, словно все ее грехи вдруг обрели вес и стали тянуть к земле, холодное нездешнее сияние окутало ее и пришлось сесть на пол, чтобы уменьшить давление.

— И как нападение на того, кто не может ударить в ответ, соответствует твоим высоким стандартам и следованию правилам? — усмехнулась Чара.

— Скажи спасибо, что я больше ничего не делаю. Синяя атака — отличное подспорье для шумных детей. Санс всегда...

— Санса здесь нет, он мертв!

— Дети вроде тебя должны молчать и слушать! Ох, извини... Я немного устал, окей? — он прикрыл глаза и чуть склонил голову, словно уснул, но вскоре снова заговорил. — Когда-то королевский ученый решил проникнуть в тайны времени. Он хотел понять, как время работает. Он был на пороге важного открытия, но поток вероятностей поглотил его. Однако, прежде чем исчезнуть, королевский ученый создал машину. Ученый не успел ее закончить, поэтому эта машина ничего не делала, только иногда цифры на счетчике вдруг менялись. Это происходило каждый раз, когда кто-то вмешивался в естественный порядок вещей, то есть отматывал время назад. Ты знаешь, о ком я говорю, верно? — он усмехнулся, выдохнул дым и продолжил. — Ты спрашивала меня в чем подвох. А вот в чем. Механизм ловушек связан с машиной ученого, что стоит в моей комнате, и код автоматически меняется всякий раз, как ты используешь свои силы. Неважно, что ты будешь делать. У тебя только одна попытка.

Перед глазами как наяву возникли воспоминания о ее прошлых визитах. Машина, похожая на большой стимпанковский холодильник с обратным отсчетом, разноцветные стикеры, исписанные рядами цифр. Санс помнится еще пожимал плечами и не мог объяснить, что все это значит. Упоминал что-то о маме и ее исследованиях.

Чара даже смогла вспомнить имя. Она не знала точно, где его услышала, но была уверена, что не от братьев-скелетов.

Кто такая Ривер?

— Ты думаешь, что это какой-то шифр?

— Более чем уверен, — кивнул Папирус, — но тебя это не касается. У меня будет много времени, чтобы разгадать его, когда... ты уйдешь. Но пока я не нашел закономерностей, у тебя есть два способа пройти. Первый: тебе очень сильно везет и ты угадываешь. Второй: ты можешь вернуться в Сноудин и пройти в мою комнату. Ах да, — в его руке что-то блеснуло, — это ключ от моей комнаты. Подойди и возьми его, если он тебе нужен.

Это не могло быть правдой. Чара не могла признать свое поражение, она никогда не проигрывала. Даже когда ее душу разбивали на части, она не останавливалась.

— Все-таки уходишь? — спросил Папирус незаинтересованно.

— Никогда, — Чара решительно повернулась к панели с цифрами.

Скелет за ее спиной сел на пол. Она чувствовала его взгляд: долгий пристальный, ненавидящий... он почти обжигал. Когда Чара резко обернулась, Папирус прижимал руку к правой глазнице. Из-под ладони рвалось оранжевое сияние.

III

Чара устала считать, сколько раз она пыталась прорваться. Иногда она даже умирала — механизм был не очень хорошо откалиброван, но чаще оставалась в живых с одним ХП. И в ловушке. В этот раз она не стала ничего с этим делать, решила посмотреть, что будет дальше.

Первое, что она почувствовала, когда очнулась, — запах золотых цветов и еще почему-то меда. Она лежала на мягком ковре из растений, под пальцами ощущались нежные лепестки и листья. Чара усмехнулась. Снова в самом начале? Она открыла глаза и тут же вскочила на ноги. Нет. Это и близко не начало! Вместо знакомых Руин она увидела белую комнату, чья аскетичная обстановка навевала неприятные ассоциации с больницей. Чара стояла в самом центре, а со всех четырех сторон ее окружали прутья решетки, что тянулись от пола до высокого потолка. Прутья были тонкие и белые. Как кости.

— Где я?!

В любой момент гнев рисковал смениться паникой.

— В загоне для буйных детей, — опротивевший ей за долгое время Папирус обнаружился за столом у дальней стены. Помимо клетки, больше в комнате ничего не было. Скелет сидел, закинув ноги на стол и, по-видимому, скучал в ожидании пробуждения Чары.

— Это тебе пришло в голову сорвать все золотые цветы в округе и притащить сюда? — она кивнула на свою импровизированную постель. Во рту стоял мерзкий горький привкус, а от сладкого запаха голова слегка кружилась. Отвратительно.

— Мне показалось это отличной идеей, — сказал Папирус, не меняя позы, — я слышал, что тебе они нравятся.

— Где. Я, — повторила Чара.

— Хотлэнд. Лаборатория Ундины.

Недалеко. Может, у нее еще есть шанс...

— И что дальше?

— Ничего. Твоя сюжетная линия на этом закончена, — ответ прозвучал довольно резко.

— Это просто смешно! Ты не можешь держать меня здесь вечно!

— Я — нет. Но королева может. Ты ведь преступница, а преступники должны быть в тюрьме. Но только... у нас на самом деле нет тюрьмы. Можешь собой гордиться, ты худшее, что случалось с Подземьем.

Больше Папирус ничего не сказал, как бы Чара не пыталась до него докричаться. Он, кажется, погрузился в тревожную дремоту или просто делал вид, что спит, чтобы не говорить с Чарой и не отвечать на ее вопросы. Та другая в ее голове тоже будто уснула, ее ярость утихла вместе с желанием сожрать эти цветы, перегрызть прутья и выть диким зверем.

В комнате не было ни окон, ни часов, поэтому вскоре Чара потеряла счет времени, она не могла сказать точно, сколько здесь находится. Несколько раз она слышала музыку, доносящуюся откуда-то из глубины лаборатории, это была приятная, но немного потусторонняя фортепианная мелодия. Несколько раз ее ладонь повисала над кнопкой загрузки. В любой момент Чара могла вернуться в Золотой зал, но какой в этом был смысл?

Папирус сказал, что это тупик, конец ее сюжетной линии. Бред какой. Нельзя просто остановить игру перед самым финалом! Нельзя отменить кульминацию! История должна быть рассказана, ее история, Чары, человека, который уничтожил монстров! И ярчайшей главой в ее повести должен стать бой в Золотом коридоре. Бой с тем, кто так долго не верил в собственные силы, но решился на месть и показал, насколько отважным может быть беспечный лентяй. Смертельная коррида! Сражение не на жизнь, а на смерть! Смерть, естественно, Папируса, Чара по определению не могла проиграть.

Ха, какое это теперь имеет значение, если этот хитрец решил все испортить?

Он обокрал самого себя, лишившись возможности уйти из жизни достойно.

Разглядывать в пустой комнате было нечего, поэтому вскоре Чара, совершенно опустошенная злостью и скукой, свалилась на ворох мертвых цветов и уснула.

Когда она проснулась, у клетки кто-то был. Монстр с синей кожей, одетый в белый халат вскрикнул и отшатнулся.

— Давно не виделись, Ундина, — Чару повеселил испуг королевской ученой.

— П-привет, — мелодично отозвалась Ундина, спешно подбирая с пола какие-то приборы.

Закончив с этим, она встала на почтительном расстоянии от клетки, словно боялась, что Чара ее укусит или вдруг плюнет ядом. Ундина первый раз встречалась с ней в этом таймлайне, а потому просто стояла там и смотрела на человека, как завороженная. Одно дело наблюдать за чудовищем с экрана компьютера и совсем другое встретить вживую. Чара встала, вальяжно прошлась по клетке, делая вид, что это она тут контролирует ситуацию. Руки Ундины еле заметно дрожали.

— Перед смертью, она думала о тебе, — улыбнулась Чара.

Теперь затряслись плечи. Чара не могла видеть глаз ученой, очки слишком отсвечивали, но вид у Ундины был такой, словно она собиралась разрыдаться или разорвать человека на части голыми руками. Чаре почему-то казалось, что застенчивая Ундина способна на большее.

— Андайн! — окликнул ученую Папирус. О, эта ленивая груда костей все еще здесь?

— Ундина, — автоматически поправила ученая, оборачиваясь к нему. Она пришла в себя.

— Ты закончила с тестами?

— Д-да.

Костяная рука легла на плечо Ундины. Взгляд Папируса смягчился, было непривычно видеть его таким... участливым.

— Ты сделала достаточно, — произнес он. — Отдохни, а я побуду здесь, не волнуйся.

— Но...

— Нет нужды так мучить себя.

Ундина нехотя кивнула, бросила еще один долгий взгляд на Чару, затем шепнула «спасибо» и быстрым шагом скрылась, прижимая к груди приборы. Должно быть, важные данные.

— Это было грубо, мелочь.

— Какая разница? Вы же все равно считаете меня чудовищем. Так почему бы не побыть им на самом деле?

Папирус покачал головой.

— Ты человек, и это делает тебя хуже любого чудовища. Каждое твое действие — результат твоего собственного выбора. Мой брат пытался в каждом увидеть хорошее, но я не похож на него. Я не верю в тех, кто отказывается от борьбы и выбирает легкий путь.

— Ой да ладно, кто бы говорил! Я не знаю, существует ли монстр более лицемерный чем ты.

Папирус вернулся на свое место за столом.

— А кто сказал, что я нравлюсь себе? Если бы это было так, я не торчал бы здесь с тобой.

Пока Чара спала, в комнате появился новый предмет. Глаза, привыкшие к белизне стен, оранжевой толстовке ее стража-скелета и темно-зеленому пятну на полу камеры, зацепились за яркую фиолетовую коробку на столе. Папирус извлек из своего бездонного кармана бутылочку меда и принялся поливать сладкие пончики из коробки еще большей сладостью. Чара подумала, что эта солнечная субстанция очень похожа на время. Такая же липкая и медленная.

Странно, она никогда не видела в Подземье пчел.

— Подарок от Маффет, — пояснил Папирус, поймав взгляд Чары. — Она рада, что может вернуться к работе. Хочешь немного?

Чара с удивлением смотрела на пончик перед своим носом, она даже не заметила, как Папирус подошел. Пончик был покрыт фиолетовой глазурью и нещадно полит медом. Несколько тягучих капель упало на пол.

Чара сглотнула голодную слюну, протянула руку. Пончик исчез.

— Ундина сказала, что пока ты здесь, ты не нуждаешься в пище, — усмешка Папируса стала совсем уж издевательской и жгучее желание сломать ему шею нахлынуло с новой силой.

— Я хочу есть, — признание вырвалось прежде, чем Чара успела прикусить язык.

— Не волнуйся. Это фантомный голод.

— Странно слышать это от скелета.

Папирус выглядел разочарованным.

— Мои шутки все еще слишком тонки для тебя.

К фортепианным переливам добавилось шипение радио.

«Приветствую, мои унылые слушатели. С вами диджей Блук, неповторимый и единственный во всем Подземье. Я вернулся с того света ради вас, ведь кто-то должен сказать правду о том, что происходит. Новый день не приносит радости, рассвет в Подземье не наступит никогда. Вся земля покрыта прахом наших близких, поэтому не вдыхайте слишком глубоко насыщенный скорбью воздух. Кажется, что ничего хорошего больше не будет. Но знаете что? Я все еще здесь, мои жуткие слушатели. Я получил колотую рану в самое сердце, я потерял тело и сейчас даже не могу держать микрофон, но вы знаете? Нельзя убить призрака. Я все еще здесь, с вами, поэтому вы тоже оставайтесь на связи, хорошо? Оставайтесь здесь и позвольте моему голосу вести вас.
Преступник пойман, поэтому бояться больше нечего. Приказом королевы эвакуация отменена, все постепенно возвращаются в свои дома. Я написал песню по этому поводу. Мелодия пришла к мне, когда я умер. Наслаждайтесь „Гламуром смерти“, мои печальные слушатели».

Из радио полились леденящие душу звуки, Папирус поморщился и сделал потише.

— Терпеть не могу этого парня... что? Нельзя убить призрака, это даже дети знают.

Вот как. Большая часть монстров успела сбежать и даже раздражающая звезда местного радио ухитрилась выжить после взрыва. Мир не рухнул под натиском решительности человеческой души. За этими стенами жизнь продолжалась.

— Скука это что-то, да? — подал голос Папирус через некоторое время. — Должно быть, ужасно чувствовать себя настолько бессильным. Когда-нибудь тебе надоест сидеть в этой клетке и ты уйдешь. И оставишь нас в покое.

— Я просто начну все заново, — произнесла Чара хрипло.

— Тогда я буду здесь, чтобы поймать тебя.

— Я одного не понимаю. Ты ничего не вспомнишь, ничего не сможешь исправить и твой брат снова умрет. Неужели тебя это нисколько не трогает?

Папирус задумался. Нет, не над ответом, а над тем, стоит ли ему вообще отвечать.

— Полагаю, это неизбежно. Я делаю все, что могу, и если у меня ничего не вышло... что ж, значит, это было невозможно. Не думаю, что другие версии меня отличаются. Я не собираюсь переживать о том, на что не могу повлиять, не люблю напрягаться попусту. А что касается моего брата, — он помрачнел. — Это был его выбор. Он просто делал то, во что верил и я не собираюсь его останавливать, даже если мне придется терять его снова и снова. Ха-ха... никто не сказал, что смерть — это худший вариант. Ты ведь в курсе, что он собирался убить тебя? Ради всех нас. Но Санс не смог бы жить с запятнанной душой. Поэтому твой первый шаг в Подземье уже вынес ему смертный приговор. Будь убит... или умри, став убийцей... Мой брат был великим монстром. Он никогда не сдавался и я обещал ему не сдаваться тоже. Не сдаваться и жить.

— Да ты просто отвратительный слизняк! — Чара вцепилась в прутья плетки. — Трус! Ты отказываешься от боя, чтобы сохранить свою жалкую жизнь! Обещание? Ха! Ты просто боишься действовать!

— Опять за свое. Мне все равно, что ты об этом думаешь, — резко оборвал ее Папирус. — Но все те монстры снаружи... слишком эгоистично оставлять их позади. Королева, Андайн, Маффет... да даже этот придурок Напстатон. В этом мире есть ради чего жить. Ты разрушитель по своей сути и никогда этого не поймешь.

— О, отлично! Теперь ты жалеешь меня?!

Папирус долго внимательно смотрел на нее, после чего сказал:

— Да, немного.

Затем вернулся на свое место за столом и застыл неподвижно. Он смирился со смертью Санса давным-давно и этого Чара никак не могла предугадать. Она впервые подумала о том, что возможно ей и правда не победить. Она застряла здесь с этим странным монстром в аду для двоих. До тех пор, пока она не изменится, пока ее решительность не угаснет.

Пока она не повзрослеет.

Душа Папируса — яркая, теплого оранжевого цвета, заполнила собой все. Весь мир, который теперь был сужен до пределов маленькой комнаты под землей. И Чаре казалось, что она муха в смоле, и чем сильнее она пытается бороться, тем сильнее вязнет.

Когда-нибудь они превратятся в янтарь.

@темы: Пегас в мясорубке, Undertale, Фанфики