Однострочники (UT, селфцест)

[seratna]

На тумбе пейринг называют Edgepuff. Понятия не имею почему.
Uf!Папирус/Ut!Папирус, гамма, слэш, джен, камео Эджи (феллСанса).

ФеллПапирус называет ТейлПапируса Спагеттор.
ТейлПапирус называет ФеллПапируса Цун-цун.
Да, мне кажется это чертовски забавным.

- Это слэш, честно!
- Че ты врешь.
- Я пыталась.

половина

Кольцо
- Санс рассказывал мне, что наши вселенные каким-то образом связаны с двумя соседними, - объяснял Спагеттор с очень серьезным видом, - как кольцо... с четырьмя углами!

Герой
Раз уж Спагеттор так хотел стать героем, Папирус был не прочь побыть злодеем для него, ведь идейные противники - всегда ближе, чем кто бы то ни было.

Память
Цун-цун открывался медленно, как тяжелая дверь с давно заржавленными петлями, но в конце концов рассказал другому себе о своем отце и о том, что с ним случилось, и Папирус смотрел на него с таким изумлением не потому что был поражен жестокостью зеркальной вселенной, хотя и поэтому тоже, а потому что не мог ничего рассказать в ответ, не только об отце, которого никогда не знал, но даже о себе.

Коробка
Когда Папирус узнал, что сторожевая станция Великого Спагеттора это картонная коробка, ему следовало посмеяться, но вместо этого он почти с ненавистью подумал, что в этой вселенной рыбья морда все-таки добилась своего.

Бег
Приятно встретить монстра, способного бежать с тобой наравне - не обгоняя на пару шагов, как Андайн, и не умоляя притормозить, как Альфис на последней тренировке, не ждать на финише и не висеть на спине, а просто быть рядом, почти касаясь плечом плеча.

Ураган
Папирус не ожидал столкнуться с ураганом чувств и эмоций, который внезапно обрушил на него Эджи; в дэйтбуке ничего не было сказано о рассерженных гиперопекающих старших братьях-оборотнях.

Крылья
В человеческих книгах, которых у Папируса в коллекции было множество, ангел смерти изображался как скелет с черными оперенными крыльями, поэтому ему легко было представить Спагеттора с такими же, только белыми, сияющими и наверняка очень мягкими и пушистыми в противоположность собственным гладким пепельным перьям; впрочем, чтобы летать, крылья им были не нужны.

Холод
Папирус представил, как холод медленно пробирается в его кости, как вода, выплеснутая на него из ведра еще утром, превращается в лед и разрушает его тело; фантазия выходит из-под контроля, уводит за пределы гаража, переоборудованного в допросную, прямо на пустырь у границы Сноудина, и холод, нет, страх, сковывает его по рукам и ногам, пока чьи-то руки в красных перчатках не разрывают видение:
- Пусть они и преступники, тебе не кажется, что ты слишком жесток с ними? - спрашивает Папирус, словно ничего не произошло, по старой привычке подтягивает шарф повыше и, наконец, оборачивается, чтобы увидеть на черепе Цун-цуна выражение искреннего беспокойства.

Красный
Папирус всегда любил красный цвет - это был цвет любви, отваги и страсти, поэтому Цун-цун, хоть и выглядел вечно сердитым, сразу ему понравился.

Напиток
Спагеттор каждый день выпивал перед сном стакан молока, а Папирус не выносил этот пресный вкус без большого количества сахара, мороженого и свежей клубники.

Полночь
Спагеттор был похож на тех паинек, что ложатся в детское время, но когда после полуночи он гостеприимно предложил для сна свою кровать, Папирус, считающий сон непозволительной роскошью, решительно отказался и последовал за ним на улицу, чтобы прогуляться.

Искушение
Главным искушением для Папируса было наплевать на все правила и забрать Цун-цуна и его брата в свой мир навсегда, но он даже представить себе не мог, насколько часто подобные мысли посещали его двойника.

Пейзаж
С моста Сноудина лес в обоих мирах выглядел почти одинаково и Папирус хотел бы, чтобы Спагеттор в это верил; он не считал нужным рассказывать о том, сколько беглых преступников скрывается в этих лесах, и насколько часто находит их прах в своих капканах.

Музыка
Они любили петь дуэтом: один - злодейские песни, другой - номера из мюзиклов, но все остальные почему-то не разделяли их энтузиазма и спешили убраться из зоны слышимости как можно скорее.

Шелк
Папирус не понимал странной страсти Цун-цуна к роскоши и вычурным покупкам, пока не был вынужден поменять свое мнение, однажды ночью по достоинству оценив ощущение шелка на костях.

Крышка
Папирус закрутил крышку термоса с горячим какао, которое хорошо согревало после целого дня работы в лесу, и не мог не улыбнуться, глядя на то, с каким усердием Цун-цун орудует горелкой, отогревая заледенелый механизм одной из головоломок.

Обещание
Когда собачья чета с топорами наперевес загнала его в угол, Папирус чуть было не пожалел о своем обещании никому не причинять вреда в этом мире, но прилетевшая из-за деревьев кость, отвлекла их ожидаемо вовремя, после чего появился и сам запыхавшийся Спагеттор.

Сон
Они лежали вплотную, переплетя костяные пальцы, как зеркальные отражения друг друга, и без единого шанса уснуть, пока кто-нибудь из них не встанет и не возьмет с полки книгу о пушистом кролике.

Свеча
Огоньки в глазах Цун-цуна плясали как пламя свечи, которую он держал в руках, словно в его черепе тоже горел огонь, меж тем как его голос становился все тише и все более зловещим, Папирус боялся пошевелиться или хотя бы оторвать от него взгляд, поэтому когда Цун-цун уронил свечу на кульминации истории и завизжал, Папирус тоже испуганно вскрикнул и лишь мгновением позже услышал хохот Эджи за спиной.

Талант
Папирус взвесил в руке солидного размера костяной ключ и уважительно присвистнул; Цун-цун сказал, что сделал его еще в детстве и что им можно отпереть любую дверь.

Молчание
Разумеется, Папирус не все рассказывал своему двойнику - настолько невинному и доброму монстру не стоило знать подробности о непростых нравах другого королевства, поэтому быстро понял, что Спагеттор использует те же недоговорки и увертки против него самого.

Путешествие
Чтобы начать путешествие по другим мирам, можно использовать вечно ломающуюся машину из мастерской Санса или просто найти неприметную дверь в стене, где нет и не может быть дверей, и войти.

Пламя
Эджи обвинил его в том, что он любит его брата как-то не так, неправильно, но если любовь, по словам Эджи, и правда была пламенем, Папирус был только рад узнать, что это пламя не сожжет никого заживо, но, возможно, сумеет согреть двоих.

Сила
Папирус всегда считал, что секрет настоящей силы - в абсолютном контроле над магией, но в случае с импульсивным Цун-цуном... контроль над дисциплинированными домашними тараканами тоже был ничего.

Маска
И если бы с них хотя бы раз слетели маски, то всем бы довелось увидеть, что один из них раздражителен и саркастичен, а другой весьма сердечен, но пока никому не пришло в голову подлить им алкоголя в милкшейки.

вторая половина

Лед
- Не смотри так пристально, ты смущаешь эту пушистую личность, - одернул его Спагеттор, но Папирус разглядывал не огромного волка без штанов, а куски льда, которые тот сильными лапами поднимал с конвейера и бросал в реку, такого необычайно чистого синего льда без намека на тусклую серость, напоминающую о пепле, прахе и... доме.

Падение
- Ну как, прошел я твой дурацкий тест на доверие? - спросил Папирус после того, как упал в руки Спагеттора, и, глядя снизу вверх на его ошеломленный череп, решил не уточнять каких усилий это ему стоило.

Забытый
Каким бы счастливым ни казался Папирус, его повсюду сопровождал иррациональный страх, что когда-нибудь человек явится в мир Цун-цуна и тогда... он даже подхватил у Флауи дурацкую привычку представляться при каждой встрече: "Привет! Это я, Великий Папирус, твой... чуть больше, чем друг".

Танец
Со стороны никто не мог бы сказать точно бой это ли танец: два высоких тонких монстра, черный и белый, в красных накидках прыгают и кувыркаются, ходят по воздуху, используя кости, как опору, стремительно сталкиваясь и снова отдаляясь, сопровождая прикосновения оружия глухим стуком, а иногда движения замедляются, становятся плавными, и можно даже разглядеть, насколько изящны и смертоносны их техники на самом деле, и кажется, будто две горящие синим потусторонним огнем души связаны друг с другом невидимыми нитями

Тело
На теле Цун-цуна множество шрамов и трещин, они пишут историю на его костях, в лишний раз показывая, насколько сильно он отличается от Папируса, чьи кости слишком гладкие и белые даже для его родного мира.

Святой
"Бой обещал быть жарким, а потом внезапно оказалось, что мы сидим на скале, любуемся звездами и дурачимся с эхо-цветами, попивая какао с зефирками!" - рассказывала Андайн, и Папирус не был уверен, что должен чувствовать по поводу знакомства своего худшего врага с другой версией себя.

Прощание
Они прощались, зная, что каждый раз может быть последним, ведь даже Санс не мог сказать, насколько стабильна аномалия,но шея Папируса сегодня ныла особенно сильно, предвещая беду, и он лихорадочно искал любой повод, чтобы оставить Цун-цуна хотя бы еще ненадолго.

Ладонь
Когда под перчатками Цун-цуна оказались обычные костяные ладони и даже пальцы точь-в-точь как у самого Папируса, без намека на когти, он не смог сдержать вздох разочарования.

Формальный
Боевое тело Папируса - нелепый костюм супергероя, годящийся лишь для вечеринок, казался смешным соседям, но в другом мире странный наряд не просто не выделялся - до формального вида ему недоставало лишь длинны плаща, цепей и блестящих острых шипов на наплечниках.

Лихорадка
Пока Эджи бредил в лихорадке, отмахиваясь пакетом со льдом от местной версии Гриллби, а Цун-цун заботился о нем, поминутно впадая в состояние близкое к истерике, Папирус успокаивал самого Цун-цуна и недоумевал, как раньше эти драматичные ребята справлялись без него.

Смех
У каждой великой личности должен быть запоминающийся смех; в этом Папирусы были солидарны, оглашая округу грозным и харизматичным "Нье-хе-хе!" при любой удобной возможности.

Ложь
За время службы Папирус привык лгать королю, но сейчас, пытаясь держать спину прямой, а голос ровным, рассказывая о том, что никакого двойника, разумеется, не существует, он же не виноват, что у этих пьянчуг с окраины все время двоится в глазах, он впервые чувствовал, что Азгор ему ни на йоту не верит.

Вечность
Вселенные возникали неожиданно и исчезали бесследно; с точки зрения вечности, каждая из них была не более чем мыльный пузырь... или кластер мыльных пузырей.

Ошеломление
Из-за упрямого нежелания Спагеттора отрабатывать новые приемы на беззащитном манекене, Папирусу пришлось весь день провести с фиолетовой спиралевидной иконкой над головой и спотыкаться о каждую тумбочку.

Шепот
Не успел Папирус сказать слова приветствия и извиниться за вторжение, как тут же был затащен в шкаф и прижат к стене, без возможности двигаться, Цун-цун, находясь чертовски близко, прошептал: "отправляйся домой и никогда больше сюда не возвращайся", после чего стиснул его в неловких прощальных объятьях, в руку лег знакомый на ощупь предмет - скелетный ключ, и Папирус остался в шкафу один.

Ожидание
После того как портал закрылся, Папирус ждал, что эти наивные низкоуровневые слабаки вернутся, как и обещали, но жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло, а гости из иных миров все не появлялись.

Разговор
Сансу даже стало любопытно, о чем два Папируса могут так долго говорить наедине, но, когда он решил подслушать, то не услышал ничего, кроме бесконечно повторяющегося "Ньех".

Поиск
Пока низкорослый пришелец пытался выяснить у Санса, где найти нужные для починки машины детали, Папирусы решили поискать собственное решение проблемы, а нашли дверь, мир за которой оказался Спагеттору не знаком.

Надежда
Цун-цун однажды сказал, что надежда бесполезна - просто надеяться на лучшее мало, нужно найти в себе силу и решимость взять все в свои руки, вырвать власть из лап некомпетентных неудачников и железной рукой вести Подземье к лучшему будущему.

Затмение
Папирус вырвал свой рукав из хватки Санса и рванул вперед, минуя гигантские ребра, торчащие из-под земли, разбивая исполинские руки, пытающиеся схватить его, на фаланги, чудом избежав своры диких безголовых костяных псов с острыми когтями, в самое сердце кошмара, просто чтобы напомнить Спагеттору о том, кто он есть на самом деле, даже если это будет стоить ему жизни.

Важный
- Итак, если я правильно понял, вы увидели монстра с низким ЛВ, похожего на меня, и решили отыграться на нем за все, что причинил вам я, верно? - Папирус обвел внимательным взглядом троих испуганных монстров в цепях, но тут дверь тихонько скрипнула, из-за нее появился Санс и коротко кивнул брату, это означало, что Спагеттор в порядке и с комфортом сопровожден домой, а потом прислонился к стене и криво усмехнулся, предвкушая жестокую расправу.

Шоссе
После того, как Барьер был сломан, все двери тоже исчезли, и Папирус, мчась по пустому шоссе в бесконечный алый закат, думал, что одиночество под открытым небом, совсем не лучше, чем любовь под землей.

Неизвестный
"Неизвестный, но без сомнения великий художник," - сказал Папирус, когда его модный консультант спросил, кто нарисовал этот великолепный фантасмагоричный натюрморт с костями, что висит у них в гостиной.

Замок
Спагеттор назвал замок Азгора Цитаделью зла, и с тех пор это имя красовалось на специальной Заговорщицкой Доске Папируса, которая стояла в подвале, подальше от посторонних глаз.

Вдох
У Папируса перехватило дыхание, когда Цун-цун впервые прикоснулся к его шее, все еще отзывающейся фантомной болью и фантомным страхом, но все стало хуже, когда он обнаружил, Цун-цун реагирует точно так же - удар пришелся (или еще придется?) в самую середину позвоночника.